Книга Наследница - Мэри Каммингс

— По-моему, все прошло нормально. Ты как считаешь?

Тед пожал плечами.

— Вроде действительно все нормально...

— А куда мы едем?

— Домой. Нам сегодня еще надо много о чем поговорить.

Рене вздрогнула и резко обернулась.

— Что-то не так?

— Да нет, — Тед даже растерялся. — Ты чего? — приподнял вуальку, коротко глянул — да, и глаза испуганные...

— Всегда, когда мне говорят «нам надо поговорить», это значит что-то плохое... Так что у тебя?

Она словно нацепила маску — спокойный, светский, отчужденный тон.

— Не бойся, ничего плохого. Мне просто нужно поговорить о твоих собаках.

— Что именно? — Рене сжалась. Сейчас он скажет, что не поедет их искать, что все это глупости, что надо их просто забыть. Всего лишь собаки... Которые до сих пор ждут ее и не понимают, почему она их бросила!

— Для того чтобы найти их, мне нужно как можно больше о них знать. Завтра утром я поеду за ними, — Тед улыбнулся, — а пока даже толком не помню, как они выглядят.

Рене закивала, от облегчения не в силах произнести ни слова. И лишь потом до нее дошло — он завтра уедет...

Она забавно говорила о собаках — как о людях:

— Понимаешь, Снапик — он такой открытый, все чувства на виду— Очень хочет показать себя, чтобы им лишний раз повосхищались — какой он ловкий, какой умный... А Тэвиш — тот себе на уме. На вид солидный, серьезный — а на самом деле непрочъ похулиганить, но так, чтобы никто не узнал. Например, если они найдут что-то на улице — косточку, огрызок — Снапик сразу хватает и начинает быстро жевать, пока не отобрали. А Тэвиш тихонько подберет и тащит во рту, пока все не отвернутся, а тогда уже спокойно ест...

Тед слушал и любовался ею: живые веселые глаза, легкий смех, нежная улыбка — она рассказывала о тех, кто был ей дорог, и радовалась, веря, что они еще живы и вот-вот, совсем скоро, он привезет их.

Седенькие прядки Рене щекотали его плечо, когда она шевелила головой. Тонкий лучик солнца, пробиваясь сквозь занавеску, скользил по ее лицу, и она смешно жмурилась, продолжая говорить.

Он не хотел... точнее, не собирался тащить ее в постель средь бела дня. Планировал сначала расспросить как следует — даже купил по дороге, на углу рю де Монмартр, пару крепов1 с ветчиной, чтобы по-быстрому поесть и сразу заняться делом. Потом, если останется время, съездить куда-нибудь погулять — а потом уже...

Он не собирался... все еще не собирался, когда, заскочив на кухню, сунул крепы в микроволновку и пошел переодеваться.

Рене стояла перед шкафом, уже без шляпки и костюма, делавшего ее такой светски-холодноватой — своя, прежняя, с ежиком и милой неуверенной улыбкой. И обрадовалась, когда он подошел, вспомнив, что уже целую вечность не целовал ее. И вскинула руки ему на плечи, и от нее пахло какими-то новыми незнакомыми духами... и цветами...

Так что все дела пришлось поменять местами... точнее, слегка сдвинуть: от того, что намечалось ночью, Тед отказываться не собирался, ведь потом придется долго поститься — до самого возвращения. Конечно, женщин хватало и в Цюрихе — при других обстоятельствах наличие подружки в Париже его бы не остановило. При других обстоятельствах... А сейчас об этом почему-то даже думать не хотелось.

Он слушал, и тренированный мозг сам вычленял из рассказа те крупицы информации, которые могли пригодиться.

Снап — фокстерьер. Фон — белый, по нему — рыжие пятна и одно черное — на спине, между лопатками, формой похожее на фасолину. Левое ухо белое, правое — рыжее. На рыжем ухе вырван маленький клочок, получилась заметная зазубринка.

Тэвиш — скотч-терьер. Черный, но уже начал седеть. На правой передней лапе не хватает самого внутреннего когтя. Обожает сардины.

Когда Рене замолчала, глядя на него доверчиво и с надеждой: он найдет, он обещал! — Тед потянулся и решительно встал. Ему не хотелось смотреть ей сейчас в глаза.

Он знал, что сделает все, что сможет, но понимал, что задача почти невыполнима — скорее всего, этих собак уже давно нет в живых. Если они и дожили до ее побега, то Виктор мог приказать расправиться с ними просто от злости.

Но не стоило сейчас об этом говорить, поэтому, улыбнувшись, он потеребил по пушистой макушке.

— Давай-ка вставать, а то совсем разленимся. Можно сейчас поесть и поехать гулять — и рассмеялся, увидев, с каким энтузиазмом Рене закивала и полезла из-под одеяла.

1 Креп (франц. crepe) — тонкий блинчик, в который завернута какая-то начинка.

К тому времени, как Рене появилась на кухне, подогретые крепы уже лежали на тарелках.

— Ты что будешь пить — какао или что-нибудь холодное? — спросил Тед.

— А что холодное?

— Ну то, что вчера ночью...

— Это — буду! Кстати, что это было?

Вчера он принес в спальню стакан чего-то необычайно вкусного, но непонятного, и она тогда забыла спросить, как это называется.

— Вино, — объяснил Тед, доставая из холодильника кувшин, — из меда. Я вчера бочонок открыл.

— Из меда? — удивилась она.

— Из меда, из меда, — подтвердил он. — А ты что, никогда раньше не пробовала?

— Нет... даже не знала, что такое бывает.

— Ну, пей, — он налил ей большой стакан. — Это мне мать пару месяцев назад прислала. Она мне каждый год несколько бочонков присылает.

— А где она?

— Дома — на ферме, в Оверни. Она там его сама делает.

— А я думала, ты здешний.

— Я с восьми лет у тети жил. Так что... в общем-то, действительно здешний.

Рене не стала спрашивать вслух, как так вышло, только вопросительно взглянула — он понял и объяснил:

— Она... мама собиралась замуж, и в планы ее мужа не входило воспитывать и кормить ублюдка.

— Чего ты себя так? — она испугалась, возмутилась... даже обиделась.

Тед усмехнулся и пожал плечами.

— В данном случае это... чисто технический термин. Я ведь про своего отца знаю только, что он был американцем. У нас неподалеку от деревни стояли американские солдаты — недолго, всего полгода. Вот и... — не договорив, снова пожал плечами, встал и, повернувшись к раковине, начал мыть тарелки.

— Тебя это до сих пор так мучает? — спросила Рене.

— Нет. В школе было неприятно. Деревня маленькая, все знали — ну, дразнили и обзывали по-всякому. А в Париже, где никто меня не знал, мне на самом деле лучше оказалось. Тем более... ты же видела мою тетю.

Говорил он легко и весело, но ей стало как-то не по себе. Она подошла и обняла его сзади, прижавшись щекой к спине между лопатками.

Тед закинул назад голову, коснулся затылком ее макушки и сказал, глядя в потолок: