Книга Похититель секретов - Данил Корецкий

Но менеджер, к счастью, достиг потолка компетентности, он отодвигает карточку и начинает звонить начальству. Потом приглашает следовать за ним и приводит меня в просторную комнату, где за столами восседают три человека. Понимая, что близок к цели, я мгновенно сканирую взглядом их лица. Если кто-то думает, что я ищу аккуратный пробор, усики-стрелочки или орден Почетного легиона в петлице, то он ошибается. Прозвище, а точнее, оперативный псевдоним агента, или просто «псевдо», не должно отражать никаких подлинных индивидуальных признаков. Анри может быть седым стариком, негром или даже женщиной. Прикрывая встречу с Павловским, я его не рассмотрел. Поэтому я просто вспоминаю фотографию из личного дела. Симпатичное худощавое лицо, тонкий орлиный нос, ухоженные тонкие усики…

Все трое – арабы, облаченные в национальную одежду: белые рясы и стянутые толстыми черными шнурками платки на головах. На самом деле это не рясы и не платки, а кондуру и гафии. У двоих гафии белые, у одного – в мелкую розовую клеточку. Странно. Такой узор носят жители Саудовской Аравии.

Махмуд ведет меня именно к «саудиту», тот показывает на гнутый, с дырчатыми сиденьем и спинкой стул, с профессиональной приветливостью улыбается. Это явно не Анри. У него одутловатое лицо, мешки под глазами, густые черные усы почти закрывают рот, в них заметны многочисленные седые прожилки. И бейджик с надписью «Ахмед Табба»!

Меня бросило в жар. Подстава! А Махмуд и двое за соседними столами – местные контрразведчики, ловящие «на живца»!

Мелькнула паническая мысль: сбросить уликовые материалы! Но ее догнала следующая: ничего запретного и противозаконного при мне нет. А потом пришло отрезвление: никто в ОАЭ не знал о моем прибытии, а следовательно, никто не мог к нему готовиться! Значит, Анри просто здорово изменился, ведь снимок для личного дела сделан тринадцать лет назад, в те годы и я выглядел совсем по-другому. Да и нервишки были покрепче… Я взял себя в руки, подышал низом живота, перевел дух.

– Чем могу помочь?

Ахмед Табба привычно улыбался клиенту.

Игорь Андреевич Горин улыбнулся в ответ и в очередной раз начал излагать запутанную историю своих намерений. Корпоративная сеть, скидки, кредит под залог имущества, которое еще не привезено…

Менеджер «Этисалата» уже понял, что овчинка не стоит выделки, и утратил интерес к посетителю. Хотя по восточному обыкновению он продолжал кивать и улыбаться, но улыбка завяла, потеряв искреннюю лучезарность, а глаза остекленели и, хотя не закрылись, обратились внутрь себя, будто задернулись матовые полупрозрачные шторки, чтобы никто не мешал всякими глупостями дремать уставшему мозгу. Чиновник ждал, пока скупой клиент закончит, чтобы обтекаемо произнести нейтральную и необидную фразу, что-нибудь типа: «Позвоните, пожалуйста, завтра – я должен проконсультироваться с боссом».

Разговор идет на английском – персонал солидных фирм владеет им довольно прилично, гораздо лучше русских туристов и бизнесменов. Господин Горин составляет приятное исключение – он совершенно свободно говорит по-английски. А сидящий в его оболочке Дмитрий Полянский знает еще девятнадцать языков, правда, в разной степени: некоторые в совершенстве, некоторые лишь настолько, чтобы уметь объясниться. Арабский, к сожалению, во второй категории. Дело усугубляется тем, что в нем более двадцати разновидностей, а фраза «могу объясняться» в личном деле Полянского относится к диалекту «шоа», распространенному в Нигерии и существенно отличающемуся от диалектов Аравийского полуострова.

Поэтому директор фирмы «Столичные огни» нудно и монотонно жует свою невразумительную жвачку на английском. А Полянский дожидается удобного момента и надеется, что он наступит раньше, чем жвачка иссякнет. К счастью, так и произошло.

Махмуд вышел, один из арабов пошел следом, второй увлеченно говорил по телефону.

– Однажды мой соотечественник уже заключал с вами подобный контракт, – вставил я в бессмысленный словесный поток ключевую фразу. И добавил: – Его звали Константин…

Под таким именем Анри знал бедного Олега Павловского.

– Но это было давно, я понимаю, что обстоятельства могли измениться…

Как профессиональный вивисектор, я впился взглядом в лицо собеседника.

Потребовалось несколько секунд, чтобы смысл сказанного пробился сквозь пелену безразличного равнодушия. Ахмед Табба вынырнул из глубин самого себя. С таким обреченным отчаянием выныривает на поверхность выдернутая тралом глубоководная рыба.

Мышцы лица окаменели от напряжения, шторки на глазах мгновенно раздернулись. В глубине зрачков страх бился с надеждой на простое совпадение слов и имен. Мало ли на свете Константинов… Брось, Анри, не строй иллюзий – ты достаточно долго занимался шпионажем, чтобы уяснить: в этом деле не бывает ни случайностей, ни совпадений!

– Но вы можете быть уверенными в нашей платежеспособности, наша фирма располагает значительным имуществом, уже сейчас мы завезли компьютеров и средств связи на пятьдесят тысяч долларов, а в ближайшие дни активы утроятся, – я продолжал впустую сотрясать воздух, укрепляя зыбкую надежду агента. Для того, чтобы разбить ее вдребезги, окончательно и бесповоротно.

– К тому же, – я сделал паузу. – В пустыне путника приветливо встречают у каждого оазиса.

Это был пароль. Наступил момент истины. Ахмед Табба мог вызвать полицию, мог послать меня на три буквы или на все четыре стороны света, а мог превратиться в Анри.

Ситуация моделировалась в Центре по всем правилам теории игр, проигрывалась на компьютере с учетом известных нам факторов, и получалось, что шансы на успех составляют от шестидесяти до семидесяти процентов. Показывая компьютерную распечатку, Иван хлопал меня по плечу и оглушительно хохотал: «Ну вот, Маша, а ты боялась!»

Но здесь, «на холоде», как называется поле боя нелегального разведчика, даже если оно находится в жаре аравийской пустыни, тридцать—сорок процентов на неудачу воспринимаются совсем не так оптимистично, как в Москве. Особенно принимая во внимание роль неизвестных факторов, которых за семь лет могло накопиться немало. Если же учесть, что задница Ивана осталась на родине в комфортабельном кабинете, а моя находится в полной юрисдикции эмиратских властей, то ясно, кому из нас процент вероятного провала кажется мизерным, а кому – неоправданно большим.

Правда, предъявить обвинение мне практически невозможно. К тому же, если я через час не позвоню в посольство, то русского бизнесмена Горина начнут искать соотечественники. А они знают, откуда начинать поиски. Но… Силовое задержание, тюрьма, допросы, «детектор лжи», а возможно, и «сыворотка правды» – все это не способствует укреплению здоровья и нервной системы. К тому же неизвестно, как развернутся Миша и его посольские коллеги. Вдруг им «не представится возможным» сделать что-нибудь для моего освобождения!

Ахмед Табба сидел неподвижно, словно каменное изваяние. Только капли пота катились из-под клетчатого платка, нарушая представление о твердом сухом камне. Да выпученные глаза лихорадочно блестели, что у статуй, как правило, не наблюдается. Он явно не знал, что делать. Естественная реакция агента меня обрадовала: значит, местная контрразведка не входит в число неизвестных Центру факторов, определяющих поведение Анри.