Книга Победитель троллей - Вильям Кинг

Он поднялся с постели и туго повязал шелковый халат, чтобы скрыть язву на груди. Он улыбнулся. Эта одежда была подарком удивительного путешественника Диенг Чинга, гостя графини Эммануэль и хозяина «Диковинных Книг Ван Нейка» и «Лавки коллекционеров». Они с Вольфгангом провели замечательный вечер в «Любовнике Верены», знаменитом борделе недалеко от университета в Налне. Их разговор был долгим и разносторонним. Небожитель, как он представлялся, был сведущ во многих вопросах философии и тайных обрядах запрещенных культов. Несмотря на недостаток интереса к самым важным моментам поклонения Слаанешу, он оказался самым интересным собеседником из тех, что встретил Вольфганг в Налне.

Лэммел скучал по университету. Он привязался к этому маленькому городку в бухте, к его девчонкам с бледными лицами и третьесортным куртизанкам, страдающим полным отсутствием воображения. Он частенько вспоминал о своей жизни в Налне с тоской, как о золотом времечке, которое больше не повторится. И дело было вовсе не в образовании, как представлял себе его отец, когда отправлял сына учиться в лучший университет в Империи, а в том, в чем Вольфганг преуспел лучше других. Его наставниками были самые большие распутники и самые блестящие кавалеры своего поколения. Даже было немного жаль, что он не преуспел так же хорошо в своей основной учебе. Его профессорам даже пришлось написать отцу Вольфганга и рассказать ему правду.

Вольфганг громко рассмеялся. Правду! Если бы те умудренные жизнью старики действительно узнали бы о нем всю правду, то им бы следовало обратиться к охотникам на ведьм. А если бы его отец узнал всю правду, то не стал бы просто угрожать сыну лишением наследства, а прогнал бы его в лес к проклятому всеми кузену Генриха, Дольфусу — тому, который не мог остановиться в обжорстве, пока не превратился в шар из сплошного теста. Ходили слухи о том, что однажды его поймали в тот момент, когда он пытался попробовать на вкус ухо собственной матери. Подобные истории показывают, как же плохо с воображением у местного населения.

Да и что эти обделенные воображением люди могли знать о поклонении Слаанешу, истинному богу боли и удовольствий? Он достал маленькую статуэтку из-за кровати и принялся рассматривать ее. Резная фигура была практически совершенна: она изображала гермафродита, почти полностью обнаженного, облаченного в широкий плащ, приоткрывающий единственную грудь. Одной рукой статуэтка заманчиво манила зрителя, легкая улыбка сладострастия или даже презрения играла на ее прекрасном лице. Вольфганг изучал изображение с почти любовным чувством. Что эти мелочные, трясущиеся над деньгами людишки знают о настоящем боге?

Их разум не выдержал бы того испытания тайными познаниями порока, которые получил Вольфганг в подвалах Нална. Их трусливые душонки тряслись бы от ужаса при виде тех вызванных существ, появлявшихся в домах убитых на Коммерплаце. Даже в самых своих диких мечтах они не могли бы представить себе те образы, которые он видел в кладбищенском борделе на краю города, где проститутки-мутанты обслуживают изгнанных аристократов в так называемом Ночном Круге.

Вольфганг знал правду: мир приходит к концу, темные силы собирают всю свою мощь, человек болен, и страшные вещи, скрывающие его похоть, таятся под маской добропорядочности. Вольфганг не желал подобного лицемерия. Он обратился к богу, который обещал блаженство на земле, а не в неясном загробном мире. Он хотел познать все пределы человеческой жизни, прежде чем она закончится, и улыбался открывшимся ему истинам: это было еще одно доказательство превосходства поклонению Слаанешу.

Он положил книжку и статуэтку рядом с «Тайнами гарема» Аль-Хазима, достал из горшочка палочку тайного корня, а затем вернул панель тайника на место. Было бы совсем некстати, если бы папаша внезапно посетил его и обнаружил все эти вещи. С него бы сталось действительно лишить Вольфганга наследства за подобные увлечения. Только надежда на брак своего единственного сына со свиноподобной сестрой Генриха, Ингой, удерживала старика от того, чтобы выгнать парня из дома без гроша. Все-таки у отца еще сохранилась одна добродетель: да, он мог быть надоедливым, скучным, подсчитывающим каждую монетку старым скрягой, но он оставался неисправимым снобом.

Это была единственная причина, почему он отправил Вольфганга учиться в университет и почему он давал ему достаточно денег, чтобы тот жил, как имперский придворный. Он хотел бы, чтобы Лэммелы вошли в число знати, породнившись с семьей Генриха, хотя те и были бедным и вырождающимися родом, чтобы слух о его внуке дошел бы до самого императора. «Ты только подумай, что это может значить для нашего дела!» — частенько восклицал он.

Палочка тайного корня пощипывала язык. «Интересно, — подумал Вольфганг, — положил ли Криптман туда достаточное количество гнилого камня, как было заказано?» Камень придавал снадобью особую силу. Он до сих пор не мог забыть бледное, нервное лицо алхимика, предупреждающего его об опасности употребления гнилого камня. Однако сведущие люди в Налне передали юноше кое-какие весьма интересные вещи, касающиеся алхимика, и с тех пор, как Вольфганг узнал его маленький секрет, Криптман делал все, что приказывал молодой богач. Вольфгангу было забавно наблюдать за борьбой страха и ненависти на лице старика. Возможно, наступило время побеспокоить его приготовлением яда — папа, как казалось Вольфгангу, несколько устал от жизни.

Часы начали бить полночь, и Вольфганг вздрогнул. Дурманящая сила тайного корня превратила этот звук в звон церковных колоколов в Альтдорфе. Он посмотрел на часы. Они были сделаны в форме Дома Сигмара, напоминая фасад его высокого храма. Действие кореньев продолжалось, искажая движения маленьких фигурок гномов, которые с помощью специального механизма высовывались наружу и ударяли в крошечный гонг.

Девушка опаздывает, решил Вольфганг. Наверно, по уважительной причине.

Лишь немногие люди обладали такими часами. Это произведение искусства было создано самыми лучшими гномьими мастерами из Карака Кадрина. Однако замарашка опаздывает. Он заставит заплатить ее за свое ожидание. Его шкаф был полон лучшими орочьими хлыстами и другими, куда более изощренными инструментами сомнительных удовольствий.

Он прислонился к камину. Вино и дурман сделали его неуклюжим. В последний раз он отметил, что расположение коврика из звериной шкуры было выбрано верно. Он не знал, почему он вдруг стал беспокоиться о крестьянке. Ведь все, что он делает, это не для нее, а для него самого и его бога. Чем больше удовольствия он себе доставит, тем более будет удовлетворен бог наслаждений.

Он подошел к окну, откинув тяжелую занавеску, и уставился в темноту сквозь толстые граненые стекла. Девушки не было видно. Однако что это? Кто-то похожий спускается вниз по улице. Видимо, это было плодом его одурманенного воображения. Разве она не должна прислуживать внизу? Что она делала ночью на улице? Туман слишком плотный, возможно, это совсем не она.

Но в любом случае, что ее так задержало? Вольфганг услышал, как заскрипели ступеньки под легкими шагами. Он был очень рад, что ему удалось убедить папу разрешить ему снять комнаты над «Спящим драконом». Это значительно упрощало жизнь. Он полагал, что папа разрешил ему это, потому что, несмотря на все свои протесты, он по-настоящему никогда не интересовался жизнью своего сына.