Книга Печать смерти - Ирина Цыганок

Госпожа Ильяланна, видимо, считала меня своей дрессированной собачкой. Такой скажи: «Ну-ка, ап!» – и она крутанет сальто или спляшет на задних лапах. Я не торопился принимать тонкий пузырек из мутного стекла.

– Пей. – Это был приказ из тех, что лучше исполнить. Но я все равно ничего не успел сделать: тело свела новая судорога. В первый момент я зажмурился, уже привычным жестом впиваясь ногтями правой руки в клейменое плечо в безуспешной попытке хоть немного отвлечь боль. Дыхание перехватило, зубы опять заскрежетали о зубы. Второй приступ по традиции длился дольше. Только-только начало отпускать, и тут кто-то нахально ухватил меня за нос. Глаза и рот открылись сами собой от удивления. Тут же в горло потекла кисловатая жижа.

– Вот так. – Фея отдернула руку раньше, чем я сообразил, что к чему. – И не вздумай выплевывать! Эта штука – твое снотворное на ближайшие дни. – Не вдаваясь больше в объяснения, эльфийка преспокойно вернулась на свое место рядом с Ярвианном. Я же лежал дурак дураком, наглотавшись неведомой дряни. Плеваться? Возмущаться? Наверное, следовало, если бы не знал, что не позднее двух-трех минут опять буду корчиться, забыв обо всем, кроме прожигающей плечо печати. Но в ту ночь приступы больше не повторялись, и онемение не пошло дальше кончиков пальцев.

Десятник разбудил меня задолго до рассвета, обычно я сплю чутко, но тут, несмотря на обожженный бок, дрых как убитый.

– Леди зовет, – буркнул растолкавший меня Дрейго Его напарник Алкит возился с дровами у прогоревшего костра.

Я отправился к смутно выделяющемуся на фоне темного неба силуэту.

– У нас мало стражников, – без предисловий сообщила мне эльфийская ведьма. – Предлагаю тебе новый контракт. Это меч Ринно, убитого фойербардом. Если примешь его, твое жалованье возрастет до трехсот лорров.

Очень хотелось съязвить, мол: «Мне нужны не деньги, а…», но рука уже сама потянулась к оружию. Плохо идти по смертельно опасной местности, не имея не то что меча – приличного ножа под рукой.

– Когда бок заживет, тебе придется снова нести мешок, – предупредила Ильяланна.

Я кивнул – и так понятно, что носильщиков в караване не хватает.

Рукоять меча удобно легла в ладонь. Вместе с клинком фея протянула мне кожаную поясную перевязь.

С ночевки снялись затемно.

Тропа снова взбиралась в горы. Похолодало, но мы едва заметили перемену. Эльфийка и десятники гнали и гнали караван, сократив до минимума ночевки и почти не делая остановок днем. Никто не роптал; стоило горному эху донести необычный звук, и по колонне полз зловещий шепоток: «Хиллсдуны… хиллсдуны…» Даже самые усталые прибавляли шаг. Долина гейзеров давно осталась позади, но никто не чувствовал себя в безопасности – Гномьи Горы не зря получили свое имя, подземные жители были здесь хозяевами, а значит, враг мог ожидать за любой скалой, под любым камнем.

В первые два дня я тащил носилки, но уже к вечеру второго мой ожог на боку успел зарубцеваться, я не стал прикидываться больным и на третье утро взвалил на плечи знакомый тючок. Вместо меня носилки вызвался нести Вага, предварительно сгрузив на колени быстро шедшему на поправку Лоту свои поварские причиндалы. Как-то само собой вышло, что мы теперь держались рядом. Третьим, хоть его и не звали, то и дело прибивался Суслик. К прочим тяготам пути добавились рассказы о его былой жизни, неизменно грустные и, похоже, бесконечные. Прервать поток его речи не могла даже одолевавшая рассказчика одышка. Он успел мне порядком надоесть, но сказать об этом прямо было бы слишком жестоко. Так что приходилось терпеть и слушать, а вместе со мной поневоле слушали Вага, его напарник и Лот, которого они несли.

– Ты уже достал человека своим нытьем, Суслик! – бросил как-то проходивший мимо десятник. – Гони его, Бурый, иначе он тебе весь мозг выпьет. – (Забыл сказать – после инцидента с фойербардом и вручения меча моя популярность у наемной охраны резко возросла. Кое-кто так даже пожелал мне пару раз «доброго утра!».)

– Иди ты… – огрызнулся вслед Суслик, но так тихо, что воин вряд ли его расслышал. Бывший плотник покосился на меня, хотел еще что-то добавить, но потом стушевался и передумал. Мне стало жаль беднягу.

– Послушай, откуда это прозвище – Суслик? – спросил я, чтобы как-то приободрить мужика. – Помню, тебя еще в той корчме так называли. С виду вроде не похож.

– Сулли – так меня зовут по-настоящему, – довольно мрачно сообщил недавний пьянчужка. – Сулли Топорище. А мастерская моя называлась: «Знатное топорище». – Постепенно он снова оживился. – Если дойдем до Западного побережья, куплю себе домик, чтобы рядом сарай, где верстак поставить да доски хранить. Плотнику ведь для работы не так много надо! А как пойдут клиенты, можно и мастерскую открыть, название возьму старое…

– А за дочерью в Каннингард когда собираешься? – как бы между прочим поинтересовался я.

Плотник задумался ненадолго, потом осторожно, словно прощупывая, выговорил:

– Сто лорров – большие деньги, но если возвращаться в Каннингард, почитай, все на дорогу и уйдут. А тащить малолетнюю девчонку через горы? Нет, для нее же лучше подождать несколько лет, пока я разбогатею, а она – вырастет.

– Может, и лучше. Только вспомнит ли она тебя через несколько-то лет? Или уже кого другого отцом называть станет?

Сулли опять сник.

– Вряд ли Ильяланна отправит караванщиков назад в Каннингард порожняком, – поделился я с ним своими мыслями. – Ты бы мог наняться на обратный путь, глядишь – еще сотню заработаешь, так и на новую мастерскую в столице скопишь, и дочь к себе заберешь.

Ответа я не дождался, но это и ничего, главное, пусть человек задумается хорошенько.

Зеленая травка и кустарник практически исчезли, их сменили желто-коричневая почва и серые камни, между которыми в углублениях лежал снег. Даже на солнечных склонах рос преимущественно лишайник. Вскоре должно было показаться ущелье. Я давно догадался, что мы идем не к Пересветскому перевалу – до того было от силы дней четыре-пять от замка Маледо, а мы сбивали ноги уже вторую неделю. Судя по тому, что родовое поместье леди Ильяланны располагалось где-то в Кирнее, то и двигались мы, вероятно, к Кирнейскому горному проходу.

Суслик, возможно пристыженный, на время отстал от меня со своими рассказами и перекинулся на Вагу. Теперь его живо интересовало эльфийское житье-бытье.

– А богатое у них поместье? – понизив голос, чтобы не услышала Ильяланна или Ярвианн, расспрашивал он. Вага отвечал односложно, прикидывался, что не замечает собеседника, ускорял шаг, чтобы оторваться он назойливого попутчика, но все эти уловки помогали мало. Сулли Топорище по-своему был весьма упорен и настойчив. – И чего они семена через хребет прут, что у них, своих мало? – гнул он свою линию.

– Лес в Дор Хейве слишком молод, майлинеру начинают плодоносить только году на пятисотом. Поэтому кирнейские эльфы вывозят семена из Гарьера.