Книга Черные небеса. Заповедник - Андрей Тепляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последние слова и подвели итог сомнениям.
— Хорошо. Я попробую устроиться в Лабораторию, — сказал Ной.
— Вот и отлично. В таком случае, не буду тебя больше утомлять. Отдыхай, набирайся сил. У нас впереди большая работа. Вот тебе адрес. Здесь ты сможешь найти меня по вечерам. Приходи.
Караско встал и подошел к двери.
— Да, к тебе тут еще посетитель. Сидит с самого утра. Сделай мужественный вид. Не расстраивай ее.
Мамочка вошла в палату и остановилась на пороге, комкая в руках полы халата. Она смотрела на Ноя, и в глазах у нее блестели слезы. Ной уже открыл рот, чтобы поздороваться, когда она вдруг расплакалась, подбежала к нему и обняла, задев больное плечо. Ной вздрогнул.
— Извини, извини! — быстро заговорила Мамочка. — Я сделала тебе больно. Извини!
— Ничего, — смущенно ответил Ной. — Уже почти не болит.
Она отстранилась, села на край кровати, как сидел до нее Караско, и взяла Ноя за руку.
— Я всю ночь ждала, как только вы приехали. Просила пустить, но они говорили, что нельзя. Только, когда Караско пришел, они разрешили. Он ночь с Ушки просидел. Бедные вы мои, как вам досталось!
— Ты не знаешь, как Ушки?
Она покачала головой.
— Нет. Они ничего не говорят. Говорят, нужно ждать. На него напал таракан? Да?
— На меня напал. Ушки меня закрыл. Он даже не думал, некогда было думать, он просто встал между нами и…
Ной умолк. Мамочка кивнула, вытирая слезы.
— Не плач. Он обязательно выкарабкается. Я уверен.
— Да. Да, знаю. Просто… Просто я очень рада, что вы вернулись. Что вы здесь.
— А как Танк и Колотун?
— Не знаю, где они сейчас. Но с ними все хорошо. Я видела их ночью.
Ной сжал ее руку. Мамочка подалась вперед, облокотилась на спинку кровати и прижалась к нему. Ной обнял ее и затих, молча наслаждаясь ее теплом.
— Ненавижу все это, — тихо сказала Мамочка. — Кровь, грязь — все эти ужасы. Я не могу больше! Просто не могу.
— Я ухожу из Поиска, — сказал Ной.
Мамочка подняла заплаканное лицо и посмотрела ему в глаза.
— Куда?
— Наверное, в Лабораторию.
— Ной, возьми меня с собой. Я согласна на любую работу. Какую угодно. На все!
— Возьму. Устроюсь и возьму.
— Спасибо, — прошептала она и опустила голову ему на плечо.
После ухода Мамочки Ной довольно долго оставался в одиночестве. Заходила сестра поменять повязку и дать лекарство. Около четырех в палате появилась его мать.
— Ной, Господи, сынок! Что они с тобой сделали?
Она бросилась к кровати и принялась осматривать сына, трогая его руки, голову, грудь.
— Мама! Мам, не надо. Со мной все хорошо. Меня только чуть-чуть задело. Только царапина.
— Царапина! Господи, Ной — да в тебя же стреляли! Стреляли! Ноги твоей больше не будет в этом Поиске поганом! Я их… Тебя же могли убить!
— Мам, успокойся. Никто не виноват. Никто не знал.
— Не знал! Как они могли не знать? Взяли мальчика! Куда взяли? Ты должен немедленно уйти, и не надо ничего говорить! Как только выйдешь из больницы. Сразу!
— Я уйду, мам. Я уже решил.
— Правда? Ной!
Она села на кровать и, наконец, заплакала. Глядя на ее плачущую, Ной заметил, что она словно еще постарела. Как-то вся ссохла, стала меньше. Он смотрел на руки, сжимающие платок. Морщинистые, тонкие, в маленьких темных пятнышках. «Я ее люблю, — подумал он. — Я ее очень люблю».
— Мама, теперь все будет хорошо! Я пойду в Лабораторию. Как ты хотела.
— Жаль, что ты не сделал этого раньше. Жаль, что нужно было вот это все, чтобы ты понял.
— Прости. Ты давно узнала, что я здесь?
— Пару часов назад. За мной приехал какой-то человек. Из тех. На машине. Он привез меня сюда.
Ной подумал, что Караско не очень-то торопился сообщить ей о сыне. Наверное, хотел поговорить первым. Не красиво это, очень не красиво. Но, если подумать… Он позволил Ною ответить матери так, как она того хотела. Не будь разговора с Караско, не было бы той простоты, с которой он отрекся от Поиска.
«Кто, интересно, ее привез? Колотун?»
— Мам, как выглядел тот человек?
— Молодой, высокий. Черноволосый.
— Он имя свое назвал?
— Нет. Сказал, что из Поиска, и что ты в больнице. После этого я уже ни о чем думать не могла.
— Он привезет тебя обратно?
— Не знаю. Я не спрашивала. Но это не важно, Ной. Я больше ничего от них не хочу!
— Все-таки, тебе лучше с ним договориться. Не стоит идти одной пешком. Какая сейчас погода?
Мать просидела у него до ужина. Когда она ушла, Ной почувствовал усталость и покой. Он видел перед собой цель: спасти тех, кого любит. Настоящая, хорошая — правильная цель. Он будет действовать. Но это начнется не сегодня. Завтра. Когда его выпишут из больницы. А сейчас можно закрыть глаза.
Ной вышел из больницы, держа в руках пустой пакет, в котором мать передала ему утром теплые вещи. Мать уже ждала его возле входа, в своем длинном неуклюжем тулупе похожая на медведицу. Рядом с ней стояла, кутаясь в теплую шубу, Лайла.
Лайла. Имя из прошлого. Почти забытого. Бесконечно далекого мира спокойствия и тишины.
Он спустился по ступеням и подошел к ним.
— Лайла отвезет нас домой! — заговорила мать. — Она не хотела оставаться в машине, а здесь так холодно! Ты не мерзнешь?
— Нет, мама.
— Храни тебя Бог, Ной! — сказала Лайла. — Я так рада тебя видеть живым и здоровым!
Она не бросилась ему на шею и не заплакала. Она улыбалась. Эта улыбка согрела Ноя лучше теплого пальто. Он улыбнулся в ответ.
— Храни тебя Бог, Лайла! Я ужасно рад тебя видеть! Честное слово, я не ожидал!
— Будь с тем, кто тебе дорог, — ответила Лайла. — Так написано в одной хорошей книге. И я с этим полностью согласна.
— Я тоже.
Ной взял их под руки, мать и Лайлу, и они пошли к машине, скользя на льду мостовой.
Из окна первого этажа на них смотрел Караско. Смотрел и медленно водил пальцами по щетинистому подбородку. Он не отвернулся, пока они ни сели в машину, и та ни скрылась за поворотом. Тогда он покачал головой, выбил по стеклу быструю дробь и исчез в полутьме комнаты.
В честь возвращение Ноя и его решения покинуть Поиск, мать приготовила праздничный ужин. Ной смотрел на изобилие стола, на хлеб и мясо, свежие овощи, конфеты и вино и не верил глазам. Перед ним стояли почти все скудные накопления, сделанные матерью за несколько лет нищеты. Мать сжигала мосты и хотела, чтобы Ной это видел. Чтобы понимал — нет уже пути назад.