Книга Чернь и золото - Адриан Чайковски

Утром все прекратилось. Взглянув на соседнюю кровать, где Сальма и во сне продолжал улыбаться, Чи встала, оделась и вышла в столовую, чтобы снова помедитировать.

Потом ей вспомнилась прошедшая ночь. Проснувшись окончательно, она отворила ставни — над рудником все еще стоял дым.

Сколько же народу погибло ночью… с обеих сторон? Эта мысль поразила Чи. В Коллегии ей говорили, что номы, при всех своих недостатках, раса отнюдь не воинственная, даже наоборот.

Зло существует повсюду. Подумав так, Чи вынуждена была признать, что какая-то его доля присутствует и в ее собственной расе.

Прихватив на всякий случай меч, она набрала воды в колодце между домом и конюшней. Землю устилал пепел. Что еще номы подожгли этой ночью — лебедку или плавильный сарай? Это все равно что тыкать палкой большого тяглового жука. Тычешь-тычешь, а потом ему надоест, и он тебе покажет, что шутки с ним плохи. Номы понятия не имеют, на что напрашиваются.

За оградой слонялись пятеро стражников — вероятно, оценивали ущерб. Они воззрились на Чи, и ей сразу расхотелось мыться прямо здесь, во дворе.

На правах хозяйской родственницы Чи властным жестом отослала их прочь. Стражники нехотя удалились, но она все-таки пошла с ведром на конюшню. Пусть себе курьерские лошади смотрят, они не в счет.

Закрыв за собой дверь, она услышала в глубине шорох стали о кожу: кто-то вынул из ножен клинок. Чи тут же бросила ведро и схватилась за меч.

В дальнем углу притаился худощавый человек с серой кожей — ном. Его нож блеснул в полумраке.

14

Маркон Кроствейт, откликавшийся также на имя Маркон Дружелюбный, встал из-за стола. Его люди встретили это раскатистым криком «ура», а коленопреклоненный посланец Синона Половинного — из тех, кого не жалко, — совсем припал к полу. Посылать к нему полукровку-мушида было оскорблением само по себе, но Маркой, упоенный недавним успехом, не обижался. И потом, если отрезать этому недоноску уши и вывесить его из окна, кто передаст лысому уроду Синону, как доволен жизнью Маркон?

Он повернул руки тыльной стороной вперед. Банда притихла.

— Вставай, ты — коли можешь стоять на своих присосках.

Полукровка встал, опасаясь получить в спину удар кнутом или нож. Правильно опасается, мелочь поганая, подумал Маркон.

— Что, домой хочешь?

Тот едва заметно кивнул.

— Ты еще не сказал мне спасибо за мое гостеприимство, дружище. Чего я не люблю, так это дурных манер.

Человечек пробормотал что-то. Один из людей Маркона, не дожидаясь команды, принялся поигрывать кинжалом.

— Спасибо вам, мастер Маркон, — дрожащим голосом проговорил полукровка.

— Маркон, а дальше?

— Маркон Д-дружелюбный.

— Да, Маркон Дружелюбный, добрый ваш друг, — презрительно искривил губы вожак. — Передай Синону, чтобы не забывал своего друга Маркона. С друзьями надо делиться всем, в особенности деньгами. Так и скажи, понял?

Посланец отчаянно закивал.

— Пшел вон, червяк, — плюнул Маркон. — Пусть Синон в другой раз пришлет ко мне чистокровного, не то я ему самому уши отрежу.

Когда тот выбежал из таверны, Маркон подал знак к новому «ура» и через некоторое время махнул рукой.

— Мантид уже приходил за платой?

— Давно, мастер. Пришел и ушел. Он-то как раз не из дружелюбных.

— И к тому же чертовски дорого стоит — но лучше ему платить, чем дать выйти на рынок. Вы все видели бой: как по-вашему, сколько человек он может положить в одиночку? Десять, двенадцать?

— Да уж не меньше.

Маркон кивнул.

— А если его самого положат, пусть лучше сгинет так, чем изменит своим друзьям. — На сегодняшний день с делами было покончено. — Отдыхайте, вы это заслужили, а я поднимусь наверх.

Его проводили свистом и рукоплесканиями. Преданные бойцы приготовили для него сюрприз: молоденькую девчонку, прибывшую в город совсем недавно. Вот где пригодится свойственное ему дружелюбие.

Она уже ждала его, лежа в постели. Рядовой бандит, поставив на столик кувшин вина и две чаши, с поклонами пятился вон.

— Этот день будут долго помнить в феоде. — Маркон сверкнул ослепительно-белой улыбкой — зубы ему сделали высший сорт. Сюрприз оказался арахнидкой, настоящей красоткой. — Раздень меня, — велел он. Арахнидка принялась за дело одной рукой, едва касаясь его прохладными пальцами. Он расправил плечи, мускулистые, несмотря на десять лет легкой жизни, и повернулся к ней. — Ну, девочка… — начал он, и тут она, словно они условились об этом заранее, располосовала его от живота до горла.

Таниса смотрела, как его кровь впитывается в ватное одеяло, и ее разбирал смех. Для того ли она изучала в Коллегии философию, историю и прочие гуманитарные науки, чтобы найти свое истинное призвание на улицах Геллерона? Призвание быть пешкой в чьей-то игре, молчаливым орудием, тенью, которую используют и которой страшатся.

Все прошло, как предсказывал Синон Половинный. Она не верила, что это сработает, однако сработало.

Все это время она академически размышляла, сможет ли убить человека, который не покушался убить ее. Размышляла и готовила аргументы в пользу такого деяния. Он, в конце концов, просто бандит, убийца и предводитель убийц. Она видела кровь, которой залил улицу его человек. Убрав его, она окажет миру услугу… во всяком случае, не причинит никакого зла.

И вот вожак Шалунов мертв.

До чего же просто было все это провернуть, зная всего лишь, что солидный жукан-атаман питает слабость к молодым арахнидкам. Именно их его люди и приводили ему. Таниса подвернулась им очень кстати, а один из лучших лазутчиков Синона вызвался заранее спрятать в комнате ее шпагу. Маркон погиб, не издав ни звука.

На улице было светло. Таниса открыла ставни и помахала платком.

Миг спустя внизу поднялся шум: Акта Барик с двадцатью бойцами вломился в таверну. Скорпи, должно быть, вышиб дверь и начал крушить врага мечом длиной в собственный рост, а следом с копьями, мечами и арбалетами хлынули ребята из Половинного Дома.

— Шеф, Половинники! — в панике заорал бандит-муравин, распахнув дверь верхней комнаты.

Всего Таниса убила семь человек, поочередно прибегавших к шефу за указаниями, — больше, чем любой боец Половинного Дома. Человек Синона, первым взбежавший на лестницу, тихо попятился от кучи трупов и предоставил Танисе сойти вниз, когда она сочтет нужным.

Она сошла и почувствовала себя королевой-воительницей. Рядовые солдаты грянули «ура» в ее честь, но почтительный кивок Барика значил для нее куда больше.

* * *

Полчаса спустя все было кончено. Уцелевшие Шалуны разбежались, подумывая о переходе под другие знамена; Таниса сидела в той самой таверне, у которой устроил свое побоище Тизамон, через две улицы от места собственных подвигов, и смотрела на мирных обывателей, проходящих мимо.