Книга Суд над победителем - Олег Курылев

— Спасибо, пока не нужно.

Тюремщик по-хозяйски осмотрел помещение, проверил пальцем пыль на столе, заглянул за каменную ширму и направился к двери.

— Что это за место? — спросил Алекс вдогонку.

— Уондсворд, сэр, — повернулся тюремщик. — Самая большая тюрьма в Англии.

— А как здесь кормят? — Шеллен взял со стола миску и ковырнул кашу ложкой.

— Сносно. Вообще-то это очень хорошая тюрьма.

Тюремщик оказался словоохотливым человеком. Почти вся жизнь его прошла здесь, в Уондсворде, рядом с узниками, отчего он и сам походил на одного из них. Красные, слегка слезящиеся глаза на его костлявом лице часто моргали, при этом он смешно морщился, подтягивая верхнюю губу к вздернутому, словно выточенному из слоновой кости, носу.

— Я служу здесь уже тридцать пять лет. Когда-то в каждой камере тут был туалет, но еще в прошлом столетии их посчитали излишней роскошью. Так что не обессудьте. Выносить за вами будут раз в сутки в семь утра.

Алекс кивнул и посмотрел на книжную полочку над столом, на которой пылился одинокий томик англиканской Библии.

— А как у вас насчет библиотеки? — спросил он. — Могу я записаться или взять абонемент?

— Библиотека имеется, но это не ко мне. Обратитесь к вашему следователю — сначала он должен дать разрешение, — а потом я доложу начальнику корпуса «Е». Только ничего путного вы там все равно не найдете.

— Это плохо, — Алекс определенно решил воспользоваться словоохотливостью своего гостя. — А говорите, хорошая тюрьма. Я вот сидел в немецком шталаге, так там было что почитать.

Тюремщик пожал плечами, зажмурился и пошмыгал носом. «Не иначе любитель нюхательного табаку», — подумал Алекс.

— Газетами вас может снабжать ваш адвокат, — сказал тюремщик. — Если вы католик или пресвитерианец, вам принесут другую Библию.

— Благодарю, мне не нужно никакой.

Тюремщик снова поморгал, извлек из кармана скомканный платок, краешком которого осторожно вытер в уголках глаз:

— Зато у нас новая виселица.

Он испытующе посмотрел на подследственного, ожидая, вероятно, что того, если не обрадует это известие, то уж наверняка заинтересует.

— Не может быть, — и взаправду удивился Шеллен.

— Я вас уверяю. Старую, ту, что стояла когда-то в Тюремном переулке в Хорсемонгере, привезли сюда в семьдесят восьмом. Я ее не застал. Говорят, она настолько обветшала, что однажды, когда палач нажал рычаг люка, то свалился вниз вслед за клиентом. Тот сломал себе шею, а этот — ногу.

— Простите, ногу сломал клиент или палач?

— Палач. Его лечили потом за казенный счет в нашем тюремном лазарете. У нас очень хороший лазарет.

— Вы рассказываете интересные вещи, — Алекс присел на кровать со стаканом остывшего чая в руке. — И что же потом?

— В одиннадцатом году построили новую виселицу, — тюремщик подошел и тоже присел на край кровати. — Это совсем недалеко отсюда, между корпусами «Е» и «F». В корпусе «F» — аккурат камера смертников, а в «Е» одно время сидел Оскар Уайльд, правда недолго. А в тридцать седьмом виселицу модернизировали. Заменили блоки и цепи и установили на первом этаже под эшафотом тележку на рельсах для выкатывания казненного во двор, где его забирал гробовщик. Раньше-то приходилось вытягивать за ноги.

— И многих здесь вытащили за ноги или выкатили на тележке? — спросил Алекс.

— Скажу совершенно точно: со дня основания на сегодняшний день ровно 124 человека, из которых один — женщина. У нас есть и собственный палач, но, когда предстоит исполнение по громкому делу, приезжает кто-нибудь поопытней. Неоднократно здесь бывал сам Пьерпойнт. Великолепный профессионал. Он переправил всю висельную таблицу, утвержденную еще на заре правления королевы Виктории, и его поправки узаконила парламентская комиссия.

— А что это за таблица? — поинтересовался Алекс, видя, что его вопросы доставляют тюремщику удовольствие на них отвечать.

— Ну как же! Это очень важная таблица, сэр. По ней палач определяет необходимую ему длину веревки в зависимости от веса, роста и возраста своего клиента на момент казни. Пьерпойнт ввел туда даже несколько поправочных коэффициентов, учитывающих физическое состояние человека и род его занятий. Он написал также рекомендации по выбору типа веревки, ее толщины и конструкции скользящего узла. Недобросовестный палач ведь как, дабы сэкономить выделенные ему средства, купит что подешевле в лавке в Ист-Энде или в Плимутских доках, потом, обследовав клиента накануне исполнения, казалось бы, верно отмерит нужное расстояние от крюка до петли, но за ночь, особенно если она выдастся сырая и теплая, веревка станет длиннее. И все насмарку!

— Что насмарку? — спросил Алекс, которого эта беседа, учитывая его настоящее положение, забавляла своим сюрреализмом.

— Как что? Вся процедура. Голова, может, и не оторвется, но кровищи будет!

— Но клиенту-то все равно, — возразил Шеллен, прикидываясь, что тема повешения ему чертовски интересна. — Ему ведь наоборот — чем сильнее дернет, тем быстрее отъедешь.

— А публика? — изумился тюремщик. — О публике вы не подумали? Казнь ведь не для одного осужденного, и даже не столько для него, сколько для зрителей. А зритель хочет, чтобы все было пристойно. А иначе для чего вообще нужен палач. Повесить абы как сможет любой, да только ты повесь так, чтобы не испортить настроение почтенным людям. На исполнение приговора может приехать и лорд-хранитель печати, и лорд-президент, и шеф Скотленд-Ярда, и губернатор, и много кто еще. Я уж не говорю о начальнике тюрьмы, адвокатах и журналистах. И если врач зафиксирует излишние мучения приговоренного или публика увидит кровь на его одежде или вывороченную челюсть, палач может запросто лишиться своей лицензии.

— Какую же веревку вы бы посоветовали? — почтительно поинтересовался Алекс.

— Только манилу, сэр, — решительно произнес тюремщик. — Хорошо вываренную манильскую пеньку из абака, скрученную из шести жгутов, ровно в дюйм толщиной и непременно тщательно навощенную. Такая не будет пружинить и менять длину от сырости или жары, и ее даже не нужно потом намыливать. Калифорнийская пенька из конопли немного похуже, но тоже сойдет. В Пентонвилле, я знаю, в основном используют ее. Главное, за день до экзекуции не забыть хорошенько растянуть веревку, сбросив на ней мешок с песком. Для особо знатных персон последнее время стали применять итальянский шелк с петлей, обшитой бархатом. Еще в моду стало входить стальное кольцо вместо плетеного узла. Оно, конечно, лучше ломает позвонки, но профессионалы, такие как мистер Пьерпойнт, предпочитают классику.

Алекс решил, что для первого знакомства со славной тюрьмой Уондсворд узнал о ней достаточно. Сославшись на то, что его каша совсем остыла и пора бы ее съесть, он поблагодарил за обстоятельную информацию. Худосочный тюремщик вздохнул, смахнул платком слезинку в уголке глаза и направился к выходу. Закрывая за собой дверь, он обернулся и сказал, что зовут его Реджинальд Гримм и что он лично знаком со старшим помощником главного королевского палача и всегда может замолвить перед ним слово за хорошего человека.