Книга Нихт капитулирен! - Сэй Алек

— Не все! — раздался откуда-то из строя дерзкий и, одновременно, возмущенный выкрик.

— Виноват, — поправился гауптбоцман. — Все, на какие хватило финансов. На сегодня все могут быть свободны, но завтра, в восемь ноль-ноль, быть в экипажах. Вопросы есть? Вопросов нет. Всем разойтись. А вас, Геббельс, я попрошу остаться.

Карл опешил. Он определенно не мог припомнить за собой ничего такого, что заставило бы Мёдора обратить внимание именно на него.

— Вольно, кадет, вольно, — произнес подходя гауптбоцман.

— Поздравляю с присвоением звания! — Карл щелкнул каблуками.

— Спасибо, — кивнул Мёдор. — Но все равно, была команда «вольно». Корветтенкапитана фон Шпильберга тоже не забудьте поздравить. Как раз он-то и желает вас видеть, причем срочно.

— А… Что случилось, герр гауптбоцман? — осторожно поинтересовался Геббельс.

— Расширяют нас, — вздохнул тот. — Подводников теперь гораздо больше требуется, так что ежели вдруг надумаете идти по штурманской части, в Мариншуле переводиться уже не надо. В связи с этим и звания досрочно присвоили многим. — Тут Мёдор насмешливо фыркнул. — Ах, черт, вы же про себя спросили. Не знаю, кадет. Честное слово – не знаю. Могу точно сказать, что с учебой это связано вряд ли. Я бы был в курсе.

Гауптбоцман поглядел на часы.

— Садитесь в машину, я вас подброшу в училище, — он мотнул головой в сторону служебного «Опель-Кадета KJ38», числящегося при их учебном заведении. — Заодно расскажете как поход прошел.

Мёдор, как неожиданно выяснил по дороге Карл, мог быть и вполне адекватным собеседником, что для Геббельса, привыкшего к постоянной язвительности и злым шуточкам гауптбоцмана, стало настоящим откровением. Тот от души посмеялся над историей с плавающим якорем, внимательно осмотрел купленные для Аделинде подарки (тут уж сам Карл проболтался. На вопрос «А как получилось, что вы четверо в Ресифи вернулись на борт трезвыми», он ответил совершенно честно и по существу, после чего гауптбоцман вежливо попросил продемонстрировать покупки) и похвалил вкус молодого человека. После чего даже припомнил, какие подарки он привозил из плаваний своей невесте, а потом, соответственно, жене. Видеть Мёдора «с человеческим лицом» было настолько непривычно, что Геббельс поневоле начал подозревать какой-то подвох.

— А вы что думаете, кадет, унтер-офицерский состав существует лишь для того, чтобы сырыми есть младших по званию? — рассмеялся гауптбоцман, видя его растерянность. — Разумеется, мы так же кушаем, дышим, любим, страдаем, только если вас не гонять в хвост и в гриву, как же из вас сделать настоящих моряков? На «Весселе», поди, мои придирки вспоминали с этакой мечтательностью: «Вот бы Мёдора сюда – он так не гоняет».

— Ну, — смутился Карл, — честно говоря – да. Особенно поначалу. А… Можно вопрос?

— Да ради Бога.

— Скажите, герр Мёдор, вот вам уже тридцать шесть, вы в училище не первый год… Как так получилось, что вы еще не офицер?

— Думаете, не предлагали пойти на курсы? — хмыкнул гауптбоцман. — Еще как, и едва ли не в приказном порядке. Я ведь из рядовых матросов в унтера с портупеей вышел. Только кто ж вас по плацу и спортзалу будет гонять, если меня куда-то переведут с повышением? Нет, кадет, вот отправят из училища по ротации, тогда и будет смысл думать об офицерских погонах. А пока я на своем месте и при своем деле. Кстати, мы приехали.

Автомобиль тормознул у КПП. Карл попрощался с Мёдором, которому еще предстояло получать со складов амуницию, и поспешил в кабинет командира роты. После обязательных уставных приветствия и доклада, Геббельс поздравил командира с повышением в звании и получил предложение присаживаться.

— У меня для вас скверная новость, кадет, — без обиняков произнес Шпильберг. — Пока вы находились на борту «Хорста Веселя», погибла вдова вашего дяди, фрау Эльза Геббельс, и все трое ваших племянников. Примите мои соболезнования.

— Как? — выдохнул Карл. Теперь он на собственной шкуре узнал значение слова «ошарашить» – ощущения были такие, будто бы по голове пришелся удар набитого песком мешка. Юноша «поплыл» – он слышал и понимал все, что ему говорят, но как будто бы откуда-то издалека, с расстояния.

Конечно, он никак не мог испытывать особо теплых чувств ни к тетке, ни к племянникам – ведь он их совершенно не помнил (если уж быть точным, то он их никогда и не знал. Более того, люди это были совершенно нереальные, выдуманные, но Карлу-то сие было неведомо). Однако любому человеку, если только он не отшельник, не добровольный изгой, приятно и тепло осознавать, что есть где-то там близкие и родные люди, люди, связанные с тобой узами крови. Люди, которые придут на помощь, даже если и не очень хочется. Твои тылы, выражаясь военным языком.

И вот теперь Карл вдруг осознал, что он остался один во всем этом мире. Мире подлом, жестоком – один-одинешенек.

Нет, «скупая мужская слеза», как любят выражаться романисты, не прокатилась по его щеке. И острого приступа жалости к себе он не испытал. Он был именно что «ошарашен» – растерян, пришиблен свалившейся новостью, но не более того.

— Пожар, — ответил корветтенкапитан. — Дом выгорел в считанные минуты. Спастись не удалось никому.

— Мне… Наверное… Нужно съездить… — слова давались как-то с трудом, их приходилось из себя выталкивать, выпихивать наружу непослушным языком.

— Не стоит, — покачал головой Шпильберг. — Не стоит, поверьте опытному человеку. Похороны уже состоялись две недели назад, да если бы и нет – вы бы не смогли никого опознать. Во-первых, у вас амнезия, а во-вторых, обгоревшие трупы… Да и не увидите вы там ничего, даже закопченных стен. Юридическое управление флота взяло на себя хлопоты по оформлению вашего наследства и продало участок и развалины под стройку.

— Простите? — помотал головой Карл. — Я не совсем понимаю.

— Ну что же тут непонятного? Ваш дядя в свое время приобрел небольшой дом на окраине Данцига. После его гибели дом наследовали жена и дети, а после их гибели – вы, как единственный родственник. Фрау Эльза была сиротой. Наследие Великой войны… Кроме того, как выяснилось, ваш дядя был крайне предусмотрителен и застраховал дом, в том числе и от пожара. Страховка еще не истекла, так что и страховая сумма подлежит выплате. Так как на момент открытия наследства восемнадцать вам еще не исполнилось, Кригсмарине, как ваш законный опекун – вы все же в военном заведении учитесь, — взяло на себя заботы по оформлению вашего наследства на себя. Ну, а поскольку двадцать девятого июня вам исполнилось восемнадцать лет, вы совершеннолетний и можете получить все причитающиеся вам денежные средства в финчасти – начальник ее предупрежден и ждет вас.

— Двадцать девятого? — как-то растерянно произнес Карл. — А я и не знал…

«Нехило ж мы мой день рождения отметили», мелькнула у него мысль.

— Амнезия, понимаю, — кивнул командир роты. — Еще раз примите мои соболезнования, а теперь прошу меня извинить. Дела.