Книга Власть оружия - Виктор Ночкин

— А почему, дядька?

— Потому что колонна. Никто не посмеет на дороге встать.

Скажет такое и молчит. Йоле уже самой приходилось додумывать, что Ржавый имел в виду: что нет нужды опасаться налета грабителей или кетчеров. Торговый караван разведку бы высылал вперед, ждал, пока проверят, нет ли засады, а то и пострелять пришлось бы. Харьковским же карателям даже самые отчаянные бандиты сами дорогу уступают.

Чем дальше, тем суше и безлюдней становилась округа. Наконец каратели достигли Моста. За ним лежала Донная пустыня, в которой в старые времена, до Погибели, плескалось Черное море.

Въезд на Мост стерегли две башни из залитых бетоном древних самоходов. Сверху наблюдали охранники с ружьями.

Колонна, не доезжая несколько сотен шагов до башен, остановилась; затормозившие боевые самоходы окутались белой пылью. Пыль здесь была другая — легкая, летучая, Мажуга объяснил, что это высохший ил. Когда над Донной пустыней поднимается ветер, громадные тучи этой пыли несутся в небе, а в них, в тучах, блещут молнии и парят чудовища, до поры спавшие в толщах ила.

Самоха, красный и распаренный — упрел в жарком нутре башни, — вылез наружу, пересел в сендер к Штепе и поехал сговариваться с таможенниками. Донная пустыня, которая в старину была морским дном, лежала куда ниже, чем южный край равнины, а склоны впадины крутые, по ним тяжелая техника не пройдет. Местные пользовались и другими путями, но харьковским самоходам годился только древний бетонный Мост — длинный и пологий спуск, так что пришлось заворачивать сюда.

Когда Самоха стал торговаться с таможенниками, одетыми в коричневые рубахи и брюки, те поначалу шли в отказ. Их старший, жирный киборг с железной ногой, лучась улыбочкой, твердил:

— Ваши самоходы нам дорожный настил побьют, да еще, чего доброго, весь Мост обвалят! Это ж какая тяжесть! Да еще гусеницы вместо колес — побьют, поломают полотно!

— Да мы на низкой скорости проедем, — уговаривал Самоха, — и башня не тяжелая вовсе, не с железа она, а кожаная, только шкелет в ней внутри люминевый.

Самоха и старшой таможенник были похожи — оба приземистые, толстые и разговаривали с похожими интонациями. И оба оказались одинаково упрямыми да скупыми.

— Невозможно, — стоял на своем киборг. Прижимал ладони к толстой груди, глядел сочувственно, будто бы жалеет харьковских, но твердил все то же: — Не могу позволить.

— Да и не позволяй! — не выдержал первым Штепа. — Мы так проедем.

— Как это — так?

— А без твоего позволения! Нешто остановишь? Погляди на башню, вишь, какая красота! А в ней автоматы, с верхней площадки твои ворота как на ладони видны! Сверху-то! Сумеешь ее задержать?

Киборг улыбался по-прежнему. Башня и впрямь выше ворот — случись бой, охрана ее не задержит, зато на узком Мосту харьковчане потеряют возможность маневрировать, окажутся между стенами, там им туго придется. Понимал это и Самоха. Да и вообще, заводить ссоры с обитателями Моста — глупое дело. Вся Пустошь Мостом пользуется, и все платят.

— Да уймись ты, рожа! — отпихнул он Штепу. — Ты пойми, таможня, я ж за порчу полотна дорожного заплачу. И арбузов накуплю, и припасов всяких. Вашим, мостовским, от меня сплошной прибыток! — С этими словами управленец вытянул из-за пазухи звякнувший мешочек.

Снова затеялся торг, в конце концов киборг отозвал Самоху в сторонку и там оружейник вручил ему несколько монет «отдельно за порчу дорожного полотна», что не помешало таможеннику, когда они возвратились к столу, слупить с харьковчан полуторную Плату. Наконец сговорились окончательно. Самоха отсчитал монеты, и харьковчанам велели проезжать, но тихонько.

Когда колонна миновала ворота и оказалась на Мосту, Йоля только успевала головой вертеть в разные стороны — столько диковин! Справа и слева от серого полотна дороги стояли постройки, чудно одетые местные жители лениво наблюдали за тем, как движется через Мост карательная колонна. Дальше были видны столбы, их верхушки торчали над кровлями. По решеткам, закрепленным на столбах, вились бледно-зеленые побеги, там и сям со стеблей свешивались мясистые крупные шары — водяные арбузы. Вдоль сеток тянулись соединенные лестницами помосты, по ним расхаживали работники, передвигали ветки, ставили подпорки под те, которые опасно провисли. Если арбуз дозрел, аккуратно отделяли от стебля и спускали вниз. Многоярусные ажурные конструкции были обвиты шлангами и трубами, из них капля по капле сочилась вода. Еще выше, над висячими садами, кружились ветряки. Крупные длинноклювые птицы проносились в белесом небе, издавали резкие крики. Из-за обилия воды жара здесь чувствовалась не так, как на равнине, зато было душно и влажно.

Когда справа показался просвет между зданиями, Йоля привстала, чтобы глянуть вниз, но увидела только, что решетки и трубы уходят под бетонный настил. Игнаш объяснил, что воду подают с земли, это последнее место перед спуском в Донную пустыню, где влага подходит близко к поверхности, здесь и запасаются в дорогу. Причем берут с собой не только воду, но и арбузы, которые еще называют на Мосту «флягами». Поэтому здесь придется сделать остановку, купить запас.

Гусеничная башня притормозила у четырех вертикально стоящих цистерн, увитых побегами водяного арбуза, на бетон спрыгнул Самоха. Постоял немного, разминая поясницу, потом махнул рукой: проезжай дальше!

Башня, качнувшись, тронулась с места, а пушкарь остался у обочины. Мотоциклетки и один из бронеходов он тоже отправил вперед, вслед за башней, второй бронеход и сендеры свернули на площадку перед цистернами.

— Стой! — скомандовал Самоха. — Глуши двигатели. Игнаш, пригляди здесь, я схожу поищу проводника, заодно выясню, что почем. Водой нужно запастись — переход по пустыне как-никак ожидается.

— А я слыхал, — подал голос Штепа, — не воду нужно, а арбузы в дорогу брать! А еще…

— И я слыхал, — оборвал его управленец, — вот найму проводника, пусть он и объясняет, на что следует монеты потратить. Ох и введут меня здесь в расход…

Самоха похлопал себя по груди, там звякнуло. Во внутренние карманы жилета толстяк рассовал кошели с добычей. Конечно, каратели, когда разоряли подпольный цех, большую часть денег растащили, но и в цеховую кассу, которой в походе распоряжался Самоха, тоже перепало. Толстяк, прихватив с собой Штепу, вошел в дверь, прорезанную в боку цистерны.

Йоля выбралась из сендера, походила вокруг, разминая ноги. Налетел сухой ветерок из пустыни, прогнал испарения, сразу стало жарче. Йоля из-за жары плащ больше не надевала и теперь почувствовала, что макушку припекает. Вытянула платок, подарок Луши, и обмотала вокруг головы, затянув узел сбоку.

Отсутствовали пушкари довольно долго, потом появились, сопровождаемые двумя местными. Рядом с Самохой вышагивал здоровенный старик в холщовой рубахе, перетянутой толстым ремнем из шкуры маниса, и в холщовых штанах. На ремне болтались широкий тесак без ножен, два клинка поменьше и кобура с обрезом. За плечами — длинное ружье. Буйные седые патлы схвачены вышитым ремешком. Обут в тяжелые сапожищи с отворотами. Другой спутник Самохи был полной противоположностью громадному старику. Тощий подросток, кожа да кости, в коротких портках и босой, смуглый, востроглазый, суетливый. Пока старик делал шаг, этот успевал скакнуть три раза — и всё в разные стороны. Единственное, что оказалось между ними общего, — у обоих на груди висели вышитые бисером треугольные кожаные мешочки, от которых исходил кисловатый аромат.