Книга Опасный мужчина - Розмари Роджерс

— Лейтенант Кинкейд, на прошлой неделе я стал свидетелем вашей дуэли на площади, — сказал Брок, и Тори настороженно посмотрела на него. Но он, даже не повернувшись в ее сторону, восхищенно глядел на Ника Кинкейда, словно тот совершил подвиг, исполосовав человека ножом на глазах у всего города.

Кинкейд вежливо кивнул, чуть прищурив глаза.

— По-моему, этот инцидент слишком мрачен, чтобы обсуждать его в присутствии дам, вы согласны, лейтенант Брок?

Слегка покраснев, Дейв кивнул:

— Конечно. Извините меня. Мне не следовало упоминать об этом в присутствии дам.

— Определенно не стоило, — резким тоном выпалила Тори, метнув взгляд на бесстрастное лицо Ника Кинкейда. — Убийство — неподходящая тема для обеденной беседы. — Она не знала, что заставило ее спровоцировать Кинкейда даже за счет бедного Брока, но она все же сделала это и, похоже, не могла остановиться. — Право, меня возмущает, что нам приходится видеть такие отвратительные картины и терпеть в обществе таких людей.

Если она рассчитывала смутить Кинкейда своими полными презрения словами и тоном, то ее постигло разочарование. Однако ей удалось завладеть его вниманием. Он перевел свои янтарные глаза с Марии на Тори и посмотрел с уважением.

— Виктория! — растерянно выпалил отец, и она поняла, что серьезно нарушила правила хорошего тона. Возможно, причина была в третьем бокале вина или в близости волновавшего ее Кинкейда — он сидел за столом напротив Тори, сосредоточив свое внимание на Марии, — хотя почему это должно ее задевать? Пусть отец сердится. Он сам виноват в том, что своим бездушием превратил ее жизнь в хаос.

Она в упор посмотрела на отца:

— Я уверена, что лейтенант Кинкейд согласен со мной, даже если он слишком хорошо воспитан или осторожен, чтобы признаться в совершении убийства.

Над красиво сервированным столом воцарилось напряжение; бокалы замерли в руках гостей; смущенный и расстроенный Дейв Брок мужественно бросился вперед, закрывая грудью образовавшуюся брешь:

— Это я виноват в том, что коснулся такой неподходящей темы. Прошу прощения, что разволновал дам. Я поступил легкомысленно.

— Конечно, лейтенант Брок. — В голосе отца звучала ярость. — Похоже, моя дочь перевозбудилась из-за таких разговоров, хотя, уверяю вас, она сейчас успокоится. Виктория, ты хочешь, чтобы тетя Бенита отвела тебя в твою комнату, где ты сможешь отдохнуть?

Избегая взгляда Кинкейда, она покачала головой:

— Нет, папа. Я уверена, что через мгновение со мной все будет в порядке, когда тема беседы станет более приятной.

Дон Луис прочистил горло, тактично повернулся к хозяину дома и спросил, рассчитывает ли он на такой же хороший урожай винограда, как в прошлом году.

— Насколько мне известно, дон Патрисио, твое вино снова было признано лучшим в наших краях. Поздравляю тебя.

— Спасибо, дон Луис. Я объясняю свой успех новым методом, который применил, и с радостью проведу тебя по виноградникам и погребам…

Заметив несколько смущенный взгляд Ника Кинкейда, Тори снова обратилась к Дейву с искренним извинением за свою грубость.

— Просто я считаю, что общаться с преступниками постыдно, — добавила она громким шепотом, заставив Дейва растерянно посмотреть на Кинкейда. — Но довольно об этом. Я уверена, что экскурсия по виноградникам пойдет на пользу и вам. Вы также должны посетить погреба, где хранятся бочки с вином. Там прохладно в любую погоду.

Отец снова заговорил, повысив голос и натянуто улыбнувшись:

— К сожалению, в погребах идет ремонт, лейтенант. Они начали разрушаться. Но в следующий раз вы сможете осмотреть их.

Беседа переключилась на новые законы, которые принимались сейчас. Согласно им, Калифорния объявлялась частью Соединенных Штатов. Выпад Тори был проигнорирован.

Девушка испытала облегчение, когда обед завершился и мужчины отправились в кабинет отца пить бренди, курить сигары и говорить о взбудоражившей всех «золотой лихорадке», однако мучения Тори не закончились. Теперь она должна была сидеть в sala с доньей Долорес и Марией, делая вид, будто получает удовольствие от их общества. Даже уроки тети Кэтрин не подготовили ее к полутора часам скуки, которые она вытерпела. В конце концов, когда Долорес и ее дочь погрузились в беседу об испанских мантильях и ирландских кружевах, Тори пробормотала слова извинения и покинула sala. Она вышла на веранду, чтобы побыть в желанном одиночестве.

В небе светил августовский полумесяц, тихо пела ночная птица. В воздухе стоял пьянящий аромат вьюнков; от гардений исходил сильный сладковатый запах. В водоеме журчала вода. За садом кто-то играл на гитаре, волнующая музыка была созвучна настроению Тори.

Гуляя среди вьюнков, которые карабкались по решеткам и валунам, девушка сорвала пылающий цветок и положила его на ладонь. Она задумалась, пытаясь найти выход из возникшей ситуации. Она не видела легкого решения. Ведь речь шла о ее жизни, верно? Если отец расстроен или сердится на нее, ему придется с этим смириться. Она сделает то, что принесет ей счастье; о браке с Рафаэлем не стоит даже думать.

Во время всего злополучного обеда Рафаэль сидел возле Тори, периодически посматривая на нее своими темными глазами из-под полуопущенных ресниц. Он был вежлив, но девушка ощутила под бесстрастными манерами развитое чувство собственности. Оно проявлялось даже в том, как он поглядывал на Тори, как наблюдал за Броком, видя в нем соперника или ее возлюбленного. Это заставляло девушку все время искать способы, которыми можно было уколоть его самолюбие.

Охваченная смятением, она не услышала, как кто-то подошел к ней сзади. Наконец тихий голос заставил ее резко обернуться, и она оказалась перед Ником Кинкейдом.

— От кого вы прячетесь, Венера?

Она ахнула.

— Не называйте меня так. Я буду признательна, если вы вернетесь в дом и найдете того, кто обрадуется вашему обществу. Попробуйте заняться Марией. За обедом она выглядела так, словно была готова упасть в ваши объятия. Может быть, вам удастся увести ее в сад.

Он тихо засмеялся:

— А вы не очень-то любезны, верно? Знает ли ваш отец, чем занимается его дочка, когда никто ее не видит?

— Может быть, следует спросить — знает ли папа, чем занимается его почетный гость на виду у всех? — Она сделала вдох, чтобы успокоиться. — Я бы не стала равнять публичное убийство с дуэлью, но, похоже, мое мнение никто здесь не разделяет.

— Похоже, да. — Он посмотрел на нее. — Но на самом деле вас не это волнует. Вы сердитесь по другой причине, ведь так?

— Что вы знаете о причинах? Вы ничего обо мне не знаете — ничего!

— О, тут вы ошибаетесь, Венера. Мне известно, как нежна ваша кожа, как приятна она на вкус, даже когда на ваших губах морская вода…

— Довольно!