Книга Коробка в форме сердца - Джо Хилл

– Хм. Я по-прежнему буду чертовски волосатым. Только волосы поседеют. И будут торчать пучками из самых неподходящих мест. Из ушей. Из носа. Брови станут мохнатыми и кустистыми. В общем, вылитый Санта, с которым случилось что-то ужасное и непоправимое.

Джорджия подхватила ладонью свои грудки:

– Жир отсюда постепенно стечет на попу. Я сладкоежка, так что зубы, скорее всего, долго не простоят. Но, с другой стороны, это плюс: достаточно вынуть вставную челюсть, и вот я уже готова к беззубому старушечьему минету.

Он прикоснулся к ее подбородку, вгляделся в ее лицо: высокие скулы, темные круги под глазами и сами глаза – в них плескался смех и нескрываемое желание нравиться ему.

– У тебя хорошее лицо, – сказал Джуд. – И хорошие глаза. Ты будешь классной старухой. У старых дам самое главное – глаза. И из тебя выйдет старуха с чудесными глазами, в них всегда будет играть смешинка. Как будто ты так и норовишь вляпаться в какую-нибудь историю.

Он убрал руку. Джорджия уставилась в свою чашку кофе, улыбаясь смущенно, что для нее было совсем нехарактерно.

– Ты только что нарисовал портрет моей бабушки Бэмми, – сказала Джорджия. – Она тебе понравится. Мы еще успеем добраться до нее к обеду, если поспешим.

– Хорошо.

– Бабушка выглядит самым дружелюбным, самым безвредным человеком на свете. Но как она любит помучить кого-нибудь! Я жила у нее с восьмого класса, и ко мне иногда заходил мой парень Джимми Элиот – якобы поиграть в домино. На самом деле мы потихоньку пили вино. Обычно у Бэмми в холодильнике стояла открытая бутылка, оставшаяся с вечера. Она, конечно, быстро догадалась, что мы таскаем вино, и однажды налила в бутылку чернил. Джимми дал мне отпить первой. Я сделала глоток – и стала плеваться. Вся облилась этими чернилами! Когда Бэмми вернулась домой, то застала меня с сиреневыми губами, сиреневыми потеками на подбородке, сиреневым языком. Я отмывалась целую неделю. Думала, что Бэмми устроит мне взбучку, но она только смеялась.

К ним подошла официантка, чтобы принять заказ. Когда она удалилась, Джорджия спросила у Джуда:

– Каково это – быть женатым?

– Это спокойно.

– Тогда почему ты с ней развелся?

– Я не разводился. Она развелась со мной.

– Застукала тебя в постели со штатом Аляска?

– Нет. Я не изменял ей – то есть нечасто. И она не принимала мои измены близко к сердцу.

– Да неужели? Ты действительно в это веришь? Если бы ты был моим мужем и начал ходить налево, я бы швырнула в тебя первым же попавшимся под руку тяжелым предметом. И вторым. И в больницу бы тебя не повезла. Смотрела бы, как ты истекаешь кровью. – Она замолчала и склонилась над чашкой, потом спросила: – Так что же заставило ее уйти?

– Это трудно объяснить.

– Потому что слишком глупая?

– Нет, – возразил Джуд. – Скорее я недостаточно умен, чтобы объяснить это хотя бы себе самому. Что уж говорить о других. Скажем, так: долгое время я старался быть хорошим мужем. А потом перестал. И она сразу же почувствовала это.

При этих словах Джуд вспомнил, как он взял за правило засиживаться допоздна, пока жена не уставала и не отправлялась спать без него. Он прокрадывался в спальню ночью, когда она уже засыпала, – чтобы не заниматься любовью. А иногда он начинал перебирать струны гитары и напевать что-нибудь – прямо посреди ее фразы, чтобы не слушать ее. Он даже припомнил, как не выбросил порно-фильм с убийством, а оставил кассету на виду, чтобы жена могла найти ее.

– Не понимаю. Ты просто вдруг перестал стараться? На тебя это не похоже. Ты не из тех, кто без причин сдается на волю обстоятельств.

Это не было беспричинным поступком. У Джуда имелась причина, но, выраженная словами, она теряла всякий смысл. Он купил загородный дом для Шеннон – купил для них обоих. Потом купил ей сначала один «мерседес», а затем и второй: большой седан и кабриолет. Иногда на частном самолете они летали на выходные в Канны, где им подавали гигантских креветок и омаров на льду. И вдруг умер Диззи – умер страшно и мучительно. Потом разбился на машине Джером. А Шеннон по-прежнему могла войти к нему в студию и сказать: «Что-то ты плохо выглядишь. Давай махнем на Гавайи». Или: «Я купила тебе кожаную куртку, примерь». И тогда он хватал гитару, не в силах выносить эту беззаботную болтовню. Он старался заглушить ее. Он ненавидел жену – за покупки, за новую куртку, за желание отдохнуть на островах. Но больше всего он ненавидел довольное выражение ее лица, ее пухлые пальцы, унизанные кольцами, ее невозмутимую озабоченность мелочами.

В самом конце, когда Диззи уже умирал, когда он ослеп, горел в лихорадке и ежечасно ходил под себя, ему вдруг пришло в голову, что Джуд – это его отец. Диззи плакал и говорил, что он не хочет быть гомосексуалистом. «Только не сердись на меня больше, – умолял он. – Папа, не сердись на меня». И Джуд успокаивал его: «Я не сержусь. Никогда не сердился». А потом Диззи умер, и Шеннон отправилась выбирать Джуду одежду и ресторан, куда они пойдут обедать.

– Почему у вас не было детей? – спросила Джорджия.

– Я боялся, что во мне слишком много от моего отца.

– Мне кажется, ты совсем не похож на него, – горячо возразила она.

Джуд обдумал это, разглядывая вилку с куском курятины.

– Нет. Характеры у нас одинаковые.

– А меня больше всего пугает то, что дети однажды должны узнать обо мне правду. Дети всегда узнают правду о родителях. Я про своих все знала.

– И что же такого узнают о тебе твои дети?

– Что я бросила школу. Что в тринадцать лет я позволила мужчине сделать из себя проститутку. Что хорошо я умею делать только одно дело – раздеваться перед толпой пьяниц. Я пыталась покончить с собой. Меня три раза арестовывали. Я воровала деньги у родной бабки, чем доводила ее до слез. Я два года не чистила зубы. Вот. И я наверняка еще что-то забыла.

– Знаешь, что подумает твой ребенок, когда узнает?! «Что бы со мной ни случилось, я обо всем могу рассказать матери, потому что с ней это уже было. И как бы дерьмово мне ни пришлось, я выживу, потому что мама справлялась с дерьмом и похуже».

Джорджия подняла голову и снова просияла улыбкой.

Ее глаза блестели радостно и задорно. О таких ее глазах Джуд и говорил несколько минут назад.

– Знаешь, Джуд, – произнесла Джорджия, потянувшись к своей чашке перевязанной рукой. У нее за спиной остановилась официантка с кофейником, чтобы подлить еще кофе. Но она не следила за тем, что делает, проверяя что-то в блокноте заказов. Джуд видел, что может вот-вот произойти, но не успел вовремя предупредить Джорджию, которая продолжала: – Иногда ты ведешь себя как очень порядочный человек, и я даже забываю о том, какая ты зад…

Официантка наклонила кофейник как раз в тот миг, когда Джорджия передвинула чашку и кипящий кофе полился прямо на бинты. Джорджия взвыла и отдернула руку, прижала ее к груди. Гримаса боли исказила лицо девушки. В глазах на мгновение появился стеклянный блеск – пустое тусклое сияние, обычно предваряющее обморок. Но уже в следующий миг Джорджия подскочила, сжимая здоровой рукой больную обожженную ладонь.