Книга Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слабоват он пока в руках, поэтому бил я его девять раз из десяти, но быстрый, как чертяка, чуть заворонишься — сразу накажет. Будет с хлопца толк, да и уже есть.
Раздевшись, как обычно, до пояса и сняв сапоги, я вышел в круг и стал поджидать Василия. Он не заставил себя долго ждать и вышел навстречу мне. Сапог он не снимал, был в рубахе и кожаной безрукавке, но мне было все равно. Рисунок боя уже отпечатался в моей голове, и я ЗНАЛ, что так оно и будет. Очень редко перед боем возникает это предвидение, когда ты видишь предстоящий бой, как фильм в замедленном воспроизведении.
Легенды Востока рассказывают нам, что великие бойцы, встретившись, смотрели друг другу в глаза, затем один из них признавал себя побежденным и благодарил другого за науку и чудесный бой. Но это был не тот случай.
Поприветствовав соперника коротким наклоном головы, я двинулся ему навстречу. Он шел на меня как танк, примеряясь правой издали, но опоздал. Быстрый шаг вперед левой и короткий левый прямой не остановили, а скорее разозлили его, и тяжелый правый боковой с разворота полетел мне в ухо. Ложась на правую ногу параллельно земле и уклоняясь от его правого, одновременно по короткой дуге на встречном движении сильно бью левой стопой по открытой печени соперника. Это уже победа: после такого удара бой могут продолжать только сказочные богатыри, но связка еще не закончена. Опускаясь на левую ногу, разворачиваясь на ней на триста шестьдесят градусов, с разворота бью Василия ребром правого кулака. «Вертушка» — прием, пришедший к нам то ли из карате, то ли из кикбоксинга. Целился в подбородок, но попал чуть ниже правого уха. Впрочем, на результат это не повлияло: как подкошенный, он грохнулся оземь.
Эта связка входила в комплекс моей ежедневной зарядки на протяжении последних тридцати лет. В том, что я применил ее впервые в жизни в чужом теле и в чужом мире, было что-то сюрреалистическое. В который раз происходящее вокруг стало казаться тканью сна. Казалось, стоит сделать усилие, разорвать ее, и я вывалюсь в настоящую жизнь, где все случившееся окажется просто бредом, бредом беспамятства. Наваждение неохотно отступало, заставляя принять окружающую меня тишину и уставившиеся на меня глаза как данность. Не в силах бороться с охватившей меня злостью, процедил сквозь сжатые зубы:
— Чего уставились? Живой ваш Василий, отдохнет малость и встанет.
Раздавшийся громкий дружный смех развеял злость, и, стараясь отвечать приветливой улыбкой на хлопки по плечам и дружественные поздравления, подошел к Георгию Непыйводе за своими монетами и причитающимся мне призом.
— Молодец, Богдан, славно бился. — Иллар не дал мне даже рта открыть. — Не буду спрашивать, где науку такую прошел, — сам догадываюсь, что так биться только святой Илья научить может. — Мне оставалось только согласно кивать и делать вид, что не замечаю иронии в его голосе. — Коня закладного, что Василий заложил, выберем тебе, как все разделим. Ты вроде золото после выкупа согласился брать?
— Верно, батьку, после выкупа.
— Тогда бери девок всех из полона и веди ко мне в хату, чтобы не мерзли. Казаки нам с Георгием поручили их замуж выдать, мы опосля с ним разделим, кто у меня останется, кто с ним поедет. Тамаре скажешь, чтобы бочонок вина и бочонок пива тебе дала, сюда привезешь. Кружек пусть даст, сколько найдет. Ну что, казаки, потешились? Давай дальше добро делить, чай, многим еще до дому добраться надо.
И расчеты, сколько что стоит, закипели с новой силой.
Пока нагрузил коня, пока вернулся с бочками обратно, процесс раздела имущества близился к завершению. Большинство паковалось в дорогу, от котлов разносились ароматы тушеного мяса и ячменной каши.
Возле атаманов стоял отец Василий, одетый по-походному. Он коротко прочитал молебен в честь нашей победы и обошел нас, густо кропя наши склоненные головы и трофеи святой водой. Все жертвовали на церковь, кидая монеты в большую кружку, которую нес один из казаков, выполняя функции дьяка. Затем все собрались у котлов, подняли первую чарку и помянули тех, кто уже не сядет у костра. Вторую подняли за удачу казацкую, чтобы не забывала она про нас и не отворачивалась в другую сторону. Третью казаки подняли за атаманов, что добре в поход сводили, с добычей и без больших потерь домой привели.
Засиживаться не стали: все спешили засветло добраться домой. Отец Василий отправился вместе с казаками, везшими убитых: завтра ему предстояло проводить их в последнюю дорогу. Иллар с Георгием поехали разбираться с девушками, а мы с Иваном — вслед за ними, делить добычу, снятую с черкасских казаков.
На душе было паршиво. Я вдруг понял, что завтра девятый день. В нашем доме соберется семья и мои близкие друзья, чтобы помянуть мою кончину, и я бессилен подать им знак. Бессилен. Такое рабское слово.
Господи! Дай мне силы изменить то, что я могу изменить, дай мне смирения вытерпеть то, чего я не могу изменить, и дай мне мудрости отличить первое от второго.
СЛУЖБА КАЗАЦКАЯ
Атаманы наотрез отказались брать что-либо из добычи, которую мы взяли с черкасских казаков, и дали нам наказ продать все это не ближе, чем в Чернигове, и ничего себе из этой добычи не оставлять. Подумав, мы с Иваном решили пока ничего не делить. Если Бог даст в живых мне остаться после поединка с татарином, то вместе в Чернигов поедем. До Киева Иван знал не один путь, как пройти, никого не встретив, а дальше дорога набитая: из Киева купеческие обозы каждый день в ту сторону выходят — наймемся охранниками, еще и с прибытком в Чернигов приедем. На том и порешили. Все монеты, которые вытрусили из их поясов, оставили атаманам, сказав, что это не им, а девкам на приданое. Они особо не упирались. Осталось придумать, куда деть восемь лошадей, которые стояли у Иллара в конюшне и которых никто видеть не должен. Немедленно отправляться в Чернигов Иллар запретил: дорога дальняя, тут у нас распутицы нет, а что севернее деется, никто не знает, потому что до морозов никто никуда не ездит. Немного подумав, Иллар хитро улыбнулся и сказал весело:
— Пусть пока у меня, в стойле постоят, а завтра с утра Богдан их на хутор к Нестору Бирюку перегонит — там и постоят до морозов. Заодно будет чем припас к Илькиной вдове завезти. Богдан, иди отдыхай, переночуешь сегодня у своих, завтра затемно выезжаешь, Давид с тобой поедет, на дорогу выведет. Я сегодня вдове припаса соберу — в этом году еще не возили, отвезешь ей. Посмотри, может, там к зиме помочь надо, дров навозить или еще чего, но так, чтобы ты за неделю управился. Сегодня у нас середа. В следующую пятницу с утра чтобы ты уже был у меня. И смотри, никаких отговорок принимать не буду: вдове помочь к зиме собраться — это мой наказ. Нестору передашь, что коней я через месяц заберу. Будет о конях спрашивать — скажешь, не знаешь ничего, атаман велел к нему перегнать. Его сыну Дмитру передашь, чтобы вместе с тобой в пятницу тут был с недельным припасом. Вместе с ним и с Сулимом в дозор поедете. Все понял?
— Все, батьку.
— Тогда езжай.
Тоска, накатившая на меня по дороге, никуда не девалась — перед глазами проплывали лица близких мне людей, оставшихся в невообразимом далеке, лица, которых мне уже не суждено увидеть, черты, которые будут стираться из памяти, усиливая горечь утраты, с каждым прожитым годом. Поняв, что так просто меня сегодня не отпустит, я решился на кардинальные меры: