Книга Война 2033. Пепел обетованный - Сергей Чекмаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не лги себе, Андреналин. Ничего с нами не случилось бы, обстрел продолжался бы хорошо если минуту, максимум — две. А потом Шакалам стало не до нас, антимародеры быстро взяли их в оборот».
Хорошо хоть Кира видела — со мной что-то происходит, и не лезла с вопросами. Впрочем, если б выговорился, было бы легче.
Вот и думай, что выбирать: честь или безопасность тех, кого ты поклялся защищать.
Раньше я думал, что это одно и то же.
Я поднялся, кивнул Кире:
— Жди здесь, никуда не выходи! — И выбрался наружу.
Сразу же тяжеленным молотом навалилась жара. В ноздри ударил едкий пороховой дым, смрад выгоревшей смеси «шмеля», грозовой озон недавней лазерной пальбы.
Не знаю, что я думал найти. Просто бродил по недавнему полю битвы, отмечал лежки снайперов, места гибели бойцов, прикидывал расположение Шакалов и Хантерсов, сектора обстрела.
— Андрей! Что-то случилось?
Я обернулся. Рядом стояла Кира, бледная и дрожащая; на лбу у нее выступила испарина.
— Я попыталась найти живых. Ну, раненых. Вдруг кто остался.
И опять я не стал ее ругать. Страшно, конечно, сидеть одной в полуразрушенной комнате поста, больше похожей на склеп. Особенно после той кровавой мясорубки, что творилась тут совсем недавно.
— И еще, я за тебя испугалась. Ты был какой-то странный…
«Вот уж точно: верность хуже измены».
— …и когда ушел, я просто не смогла усидеть на месте. Мне показалось, что тебя не стоит оставлять одного. Смешно, да?
Что тут скажешь? Я лишь покачал головой: опять не слушаешься, мол.
И еще раз обошел по периметру место боя. На этот раз вместе с Кирой. Изредка она что-то спрашивала, я отвечал, по-моему всегда невпопад, и, не слушая ее негодующих высказываний, шел дальше.
— Ой, смотри, что это? — вдруг спросила Кира.
У нее под ногой что-то блестело.
Я похолодел. А вдруг мина?!
— СТОЙ! Не двигайся!
Она, побледнев еще больше, застыла в неустойчивой позе. Я опустился на колено рядом с ней, пригляделся и облегченно вздохнул — на земле лежал немного помятый, но целый и даже поблескивающий индикатором заряда лазерный пистолет. Инженерская версия, в просторечии — смарт-ган.
Я поднял его, показал Кире. Выщелкнул обойму, снова вставил. Взвесил в руке: удобно.
Рукоять на ощупь казалась ребристой и неровной, по периметру пластиковых накладок навстречу друг другу тянулись две надписи.
Одну я знал — циничная фразочка: «Мы все умрем», наш кукиш в кармане всему окружающему миру. Та грань фатализма, за которой нет ничего, кроме желания закончить земное существование как можно быстрее.
А вот вторая была мне незнакома: «Сила и честь». Девиз клана? Память об отце или погибшем друге, что часто любил повторять эти слова? Или просто красивый оборот, который не значит ровным счетом ничего?
Кира сказала:
— Странное какое сочетание. У меня прямо мороз по коже.
— Просто парень хотел поиграть с судьбой. «Мы все умрем» и «Сила и честь». Что ж, обе фразы для него оказались пророческими. Умер он, и правда, с честью. — Я засунул смарт за пояс, помолчал, собираясь с мыслями. — Давай собираться, Кир. Зови Тикки — опять небось убежал.
— Нет, я его сразу в мешок спрятала: он сонный был, почти не сопротивлялся.
— Ну и хорошо. Значит, можно идти. Сделаем сегодня еще полперехода, здесь оставаться опасно.
— Но ты же так и не отдохнул!!
— Успеется. Найдем хорошее место — на сутки встанем. И чем дальше от этой проклятой промзоны, тем лучше.
— А на старую дорогу, про которую ты рассказывал, скоро выйдем?
— На северо-запад не одна дорога идет. Две параллельные — совсем старое, довоенное еще шоссе и новая, но тоже заброшенная. Пойдем либо по первой, либо между ними. Сама видишь, что здесь творится. Чем меньше будем светиться там, где нас могут ждать, тем дольше проживем.
Кира вдруг протянула руку и коснулась рукояти смарта. Сказала совсем тихо, почти про себя, но я все же услышал:
— Зачем жить дольше других, если мы так и так все умрем? Кому это нужно?
— Твоим друзьям, родным, всем, кто тебя любит… — Я произносил слова, прекрасно понимая, что говорю в пустоту. Какие могут быть друзья у лабораторной крысы? Какие родные, если отец сам продал ее научникам Вавилонского центра?
— А если некому любить?
Я обнял Киру за плечи. Она прижалась ко мне, уткнулась носом в плечо и всхлипнула.
— Будет кому. Некоторые из нас ради того и живут, чтобы однажды найти любовь. Или вернуть потерянную.
Весь долгий дневной переход Кира выглядела подавленной. Молчала в пути, молчала и на дневке. Я не лез с расспросами — в ее возрасте самое время задаваться философскими абсолютами. Простыми, но нерешаемыми задачками из серии «кто мы?», «зачем живем?» и «что оставим после себя?». В Вавилоне ей явно было не до того.
Меня же в данный момент больше волновали преследователи. И пусть запутанная дорожная сеть промзоны Оазиса осталась позади, купол совсем недалеко — два дня пути максимум. Догнать нас не составит никакого труда. Или перекрыть патрулями прямую, как ствол баррета, дорогу на Москву.
До старого шоссе оставалось еще километров девяносто — примерно три перехода. Напрямую выходило короче, но, если верить карте, там неосторожного путника ждал многокилометровый заслон со стичами и вжиками. Конечно, не сталкеру их бояться, однако в пустыне чаще спасает не безрассудная смелость, а холодный расчет. У заслона нас очень легко зажать в угол: отстреливаться разом от погони и от стичей — удовольствие не из приятных. Патроны из воздуха я делать не умею.
Поэтому пришлось пройти немного по главной дороге — рядом не было ни развалин, ни чьей-либо драгоценной недвижимости, и я решил рискнуть. Потом мы свернули на заброшенный частный тракт, уходящий в пески, обогнули на безопасном расстоянии дымящий заводик какого-то маленького клана и растворились в пустыне.
Ловите теперь, кому интересно!
Но расслабляться ни в коем случае не стоило. Вряд ли наши друзья, взяв след у Оазис-портала, так уж сразу откажутся от лакомой добычи.
Да и пустыня сама по себе — тоже не курорт. Ходить по ней учатся годами, если не исчезают бесследно в первые месяцы. Что уж говорить о Кире? Ей, как самому настоящему новичку, приходилось несладко: ночной холод сменялся одуряющим зноем, песок забивался в волосы, в одежду и ботинки, резал глаза и скрипел на зубах. К тому же я, заметив, что она не слушает моих советов и совершенно не экономит воду, отобрал у нее флягу. И оставался глухим к самым умоляющим просьбам, негодующим выкрикам и даже угрозам.
