Книга Голодный Грек, или Странствия Феодула - Елена Хаецкая

Сын темника мало любопытного находил в беседе. Все это он уже не раз слыхал и потому безмолвно вливал в себя кислое пойло, с каждым глотком становясь все красней и спесивей.

Усвоив услышанное, старик возобновил расспросы. Поинтересовался морем. Какое оно?

– Скажи: как степь, но только везде вода.

Андрею, как и сыну темника, эти беседы тоже прискучили. А Феодулу – нет. Тот был готов без конца повторять одно и то же. Феодулу нравилось поучать, когда его слушали.

Старик оказался вдумчивым собеседником. Пошлепав в молчании губами, он с неожиданным приливом интереса задал следующий вопрос. Переводя, Андрей ехидно улыбался.

– Хочет знать: море – оно безбрежно или беспредельно?

Феодул и бровью не повел.

– Безбрежно, разумеется. Предел морю положен там, где за Геркулесовыми столпами виден панцирь черепахи, на которой покоится обитаемый мир.

И добавил, желая поразить своей ученостью не только легковерного старика, но и желчного Андрея:

– В начальные времена были святые отшельники, из любви к Богу жившие в пустыне. Они добирались до черепахи и смотрели вниз, но, по милости Божьей, ничего, кроме кишащих чудовищ, не видели.

– Аллах велик! – охотно изумился старик. И без всякой логической связи с предыдущей темой осведомился насчет короля франков – много ли у него добра.

– Скажи: дворец у короля франков построен из чистого золота, а постель вся сапфировая. И тысяча человек непрестанно стережет его покои.

Андрей вдруг плюнул и сказал:

– Ври ему сам, коли приспела такая охота, а мне недосуг. Я есть хочу.

Феодул бессильно пригрозил толмачу гневом Батыя, плеткой и карами со стороны Папы Римского. Но угрозы пропали втуне. Сын темника сильно раздулся от выпитого и теперь благодушествовал, поводя вправо-влево сонными заплывшими глазками. Старик впал в задумчивость, жевал губами и время от времени сам с собою говорил «ц-ц-ц». Его очень удивили рассказы Феодула. Со двора доносились дикие выкрики монголов – там жарили барана.

Как и другие правители, старик одарил посольство великого Папы, преподнеся Феодулу медное блюдо, трех баранов и корзину розовых мороженых яблок. Конечно, Феодул вынужден был большую часть даров отдавать спесивому сыну темника; однако кое-что все же оставалось в собственности самого Феодула и тем самым невольно наводило на мысль о том, что считаться посланцем великого Папы в землях монголов куда более прибыльно, нежели оставаться просто Феодулом.

Только такие беседы, приятно сдобренные подарками, и разнообразили путь. Усталость и голод донимали Феодула, но пуще всего страдал он от холода. Шуба, поднесенная ему в стане Батыя, словно чуяла, что не хозяйские плечи укутывает, и грела скверно. И думал Феодул, что с ним это происходит от нехорошего разлада, который случился между ним, Феодулом, и остальным миром. Однако утешал себя мыслью о том, что рано или поздно все неприятности должны будут завершиться, к вящему для всех удовлетворению, поскольку в конечном счете Феодул страдает здесь за христианскую веру.

Они поднимались по горным тропам и спускались в долины и везде видели разрушенные монголами города и замки, поскольку пастбища в этих краях хороши, а в городах и, замках монголы не находили большого проку. И оттого по развалинам бродили бесчисленные стада.

В одном месте Феодул видел нескольких окаменевших людей и был весьма устрашен их видом. Сын темника сказал, что эти люди окаменели больше тысячи лет назад и что о них тоже написано в той харатье, где сочтены все богатства монгольских земель. Говоря так, он презирал Феодула за неосведомленность.

Тем же вечером Феодул сказал Андрею: дни, когда уже ни ты сам, ни дорога твоя, ни все встреченное тобою по пути не имеет ни смысла, ни интереса, и тогда поневоле обращаешься мыслями к иным людям и иным путям. Вид этих окаменевших людей навел меня на мысль о василиске. И вот что я скажу тебе, Андрей: нам, слабым и грешным, нам, трусам и маловерам, надлежит остерегаться встречи с подобным гадом. Но там, где я провел долгие годы, то есть в Святой Земле, – там жили святые отшельники, которые умели обходиться и с гадами. Узнай же, к примеру, что жил там некогда один святой старец, и пошел он однажды за какой-то надобностью в пустыню, где и встретился ему василиск. И тогда, видя, что нет ему спасения, воззвал старец к Богу и сказал: «Господи! Или ему жить, или мне». И василиск тотчас расторгся. У нас же нет такой веры, и оттого-то страшен нам василиск.

Андрей, выслушав, проворчал:

– Пора спать.

А сам полночи не спал и наутро нехотя признался, что все это время помышлял о василиске.

То обстоятельство, что толмача Феодулу дали далматинца, было чрезвычайно некстати, ибо далматинцы исстари славились сволочным характером и тяжелыми нравами. Вот что писал об отечестве своем урожденный далматинец Евсевий Иероним, пресвитер, которого латинники чтут за святого, а константинопольские греки признают лишь блаженным, но отнюдь не совершенно святым:

«Отечество мое, – говорил отец Иероним, – есть средоточие невежества и грубости, где чрево служит богом, живется со дня на день, без думы о будущем, и святее тот, кто богаче. Для нежных губ выращивается салат, осел же довольствуется тернием. Так и в Далмации: по сосуду и крышка – и священство наше ничуть не лучше мирян. Слабый кормчий управляет там кораблем с течью, а слепой ведет слепых в яму – отсюда все беды, у нас проистекающие».

Сомневающихся в нашей правдивости отсылаем к переписке Евсевия Иеронима Стридонского, письмо к Хромацию, Иовиниану и Евсевию от 374 года. Там еще много разного сообщается о Далмации, однако все эти занимательные подробности никак не являются предметом нашего нынешнего повествования.

Немало чудес встретил Феодул на пути в Каракорум. И понимал он, что входит в пределы полночные, откуда до края земли и панциря черепахи рукой подать. Однако и здесь, не доходя еще до черепахи, хватало различных страшных див.

И вот однажды задул сильный ветер, так что даже монголы начали говорить «фу» и отворачивать лица. Сын темника сказал, что впереди вот-вот откроется большое море. И действительно, вскоре земля расступилась и показалось огромное море, безбрежное, но не беспредельное. Ледяные волны высоко вздымались под ветром и набрасывались на берег, источая пену, точно бешеные псы. А вдали, почти у самого горизонта, был виден посреди этого моря скалистый остров.

Феодул с Андреем подошли к берегу, желая узнать, пригодна ли здешняя вода для питья, ибо кислое молоко, которым обыкновенно утоляли жажду монголы, казалось им непереносимой дрянью, едва ли приличной для употребления христианами.

Держась друг за друга из опасения, как бы ветер не унес их в море, они подобрались как можно ближе к воде, и Феодул бросил в волны полотенце. Волны почти тотчас вернули ему полотенце намоченным. Феодул пососал уголок и нашел, что здешняя вода хоть и солоновата, но вполне сносна и ее можно пить. После этого он приказал Андрею набрать этой воды в бурдюки, хорошенько прополоскав их предварительно.