Книга Воспоминания адъютанта Паулюса - Вильгельм Адам

Подобные рассказы мы уже часто слышали. Но какая от этого была польза? Никакой. Генералы поругивали Гитлера и все же участвовали в его авантюре. Благодаря их энергичной помощи истерик мог продолжать войну. Тот или другой генерал мог позволить себе поворчать, но ни один из них не пошел против Гитлера. Генералитет мог время от времени относиться свысока, с презрением к «богемскому ефрейтору», но остается фактом, что генералитет разработал военные планы Гитлера и что благодаря его активной поддержке Гитлер переходил от одной авантюры к другой, посылал на бессмысленную смерть миллионы людей. В этом заключается историческая вина и вина перед человечеством германского генералитета во Второй мировой войне.

Но, высказывая эти констатации, я опередил мою собственную эволюцию. В те октябрьские дни 1942 года я еще был далек от такого понимания вещей. Правда, я чувствовал, что в механизме руководства вермахтом не все в порядке. Порой я приходил в ярость от такого беспредельного дилетантства, порой меня это угнетало. Но я делал все, что считал своим долгом. Я сам был во власти военной традиции и армейского воспитания, поэтому я тогда был далек от мысли, что Паулюс в качестве командующего 6-й армией может, приняв самостоятельно решение, предотвратить надвигающийся роковой конец. Объяснить мое непонимание можно и тем, что в октябре 1942 года я был еще только в преддверии ада. Я должен был пройти через все круги ада в Сталинграде, чтобы подняться до более глубокого понимания событий. Впрочем, я и тогда еще не во всем разобрался. Об этом я буду в дальнейшем говорить подробно.

К числу трудностей снабжения, с которыми 6-я армия непосредственно столкнулась перед наступлением зимы 1942/43 года, относилось обеспечение фуражом нескольких тысяч коней. Поэтому генерал Паулюс решил всех лишних коней отправить в армейский тыл к западу от Дона. Оставлены были только те кони, которые безусловно необходимы в артиллерийских полках, артиллерийских подразделениях пехоты и в санитарном транспорте. Всех других перегнали на запад и расположили в деревнях, где имелись достаточные запасы фуража, оборудованные конюшни и стойла. Это было рискованное предприятие. Дивизии лишились существенной тягловой силы. Но что можно было сделать, если мы хотели предотвратить гибель животных от голода? Однако это мероприятие позднее привело к голодной смерти тысячи немецких солдат, а что это случится, никому из нас не приходило в голову.

Для того чтобы сэкономить средства транспорта, решено было и большинство танков перебросить в тыл армии. Стало ясно, что танки непригодны для уличных боев. Северный и южный участки фронта стабилизировались, боевые действия приобрели позиционный характер. Кроме того, танковые полки были сильно потрепаны. Почти все танки, если они не были вовсе уничтожены, требовали основательного ремонта. Чтобы избегнуть необходимости транспортировать горючее, запасные части и инструменты, командование армией распорядилось вывести танки с фронта и перебросить для ремонта в район западнее Дона. Ремонтные роты уже заняли там отведенные им зимние квартиры. Однако до переброски танковых полков дело не дошло ввиду тревожных предзнаменований на северном и южном участках фронта.

Нас берут в клещи

В конце октября междуречье Дона и Волги было погружено в густой туман. Разведывательная деятельность авиации была полностью парализована. Мы не имели ясного представления о передвижениях советских войск. Наконец наступили погожие осенние дни, а с ними и хорошая видимость. Уже первая авиационная разведка северного фланга подтвердила правильность наблюдений, о которых доносили наши дивизии. С волнением рассматривали мы аэрофотоснимки. Красная Армия значительно расширила свой плацдарм по эту сторону Дона, главным образом в районе Серафимовича. Появилось много новых мостов, частично «подводные мосты».

Вместе с полковником Эльхлеппом мы стояли перед большой оперативной картой. С севера, примерно от Воронежа, фронт тянулся вдоль Дона, постепенно поворачивая на восток, пересекал Дон южнее Шишикина и достигал Волги севернее Рынка. На огромном, длиной свыше 600 километров фланге 6-й армии стояли фронтом на север только два наших армейских корпуса и плохо оснащенные армии союзников. Не внушала спокойствия и линия фронта южнее Сталинграда. Между 4-й танковой армией и 4-й румынской армией, правыми соседями 6-й армии, с одной стороны, и германскими соединениями на Кавказе — с другой, зияла огромная брешь. На одном участке фронта протяженностью около 400 километров стояла сильно растянутая одна-единственная дивизия — 16-я моторизованная. Недаром ей дали прозвище «степная пожарная команда».

Параллельно была проведена на карте красная линия вражеского фронта. Перед левым флангом 6-й армии и перед 3-й румынской армией, равно как и перед правым флангом 4-й танковой армии, были обозначены скопления советских частей. Генерал Паулюс положил одну руку на северное, а другую на южное скопление войск противника. Потом он сдвинул руки, словно замкнул клещи. То, что оказалось внутри клещей и надежно отрезалось от внешнего мира, были мы, наша 6-я армия. Эльхлепп комментировал лаконично:

— Если Гитлер и сейчас в этом опасном положении наплюет на наши предложения, катастрофа неминуема.

Нервное напряжение в штабе армии нарастало. После ужина я проводил Паулюса в его квартиру. Оба мы, очевидно, не заметили, как вышли за пределы деревенской улицы. Так или иначе, мы уже некоторое время стояли на берегу Дона. Наши взгляды бесцельно скользили по водной поверхности. Потом Паулюс прервал молчание:

— Вам известны мои предложения, Адам. Гитлер все отверг: приостановку наступления на Сталинград и вывод XIV танкового корпуса из города. Он настаивает на своем приказе от 12 сентября и требует любыми средствами ускорить взятие города. А между тем мы истекаем кровью. Но это еще не все. Сталинград может стать Каннами 6-й армии.

Казалось, последние слова он произнес, обращаясь к самому себе. Несколько минут он стоял погруженный в свои мысли, как бы забыв обо мне. Потом правой рукой провел по лбу, будто хотел отогнать мучительные мысли. Его тонкая фигура распрямилась:

— Подумаем над тем, что мы можем сделать. Когда вы передадите в наше распоряжение первую группу молодых офицеров? Вы знаете, как остро мы в них нуждаемся. Десятками рот командуют унтер-офицеры.

— Я был вчера в Суворовском. Сначала молодые кандидаты на офицерские должности были не в восторге от их перевода в пехоту. Но теперь они всем сердцем привязались к пехоте. Капитан Гебель сообщил также, что они сделали большие успехи. Я могу это только подтвердить на основе собственных впечатлений. К сожалению, занятия начались с опозданием. Выпуск будет самое раннее к концу месяца. Надо сказать, что командировка полковника Абрагама в Суворовский имела хорошие последствия. Его самобытный юмор и его богатый опыт дороже золота. К тому же и здоровье у него там стало лучше.

— Жаль, что я дал согласие открыть офицерскую школу позднее, чем предполагалось. Во всяком случае, постарайтесь, чтобы к 30 ноября подготовка закончилась.

Мы направились в деревню. Нас пробирала дрожь. Отчего? От того ли, что вечер был холодный, или от страшных предчувствий?