Книга Десантный вариант - Александр Зубов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Гульбеддин Хекматияр любовался обнаженным телом Фирузы. Эта женщина покорила сердце гордого вожака моджахедов своей неземной красотой и, что самое поразительное, ясным умом. Она иногда давала ему такие советы, что ближайшее окружение удивлялось проницательности Хекматияра, когда он выдавал их за свои. «Не зря я отбил ее у каравана Масуда, — подумал Гульбеддин. — Эта женщина стоит такого боя».
Вот и сегодня перед тем, как они начали заниматься любовью, Фируза как бы между прочим сказала:
— Не нравятся мне эти инструкторы из Аравии.
— Чем? — удивился Хекматияр.
— Не знаю, но чую, что они — не те, за кого себя выдают, — в раздумье ответила Фируза.
— Ты что, женщина? Они же мне моего «кровника» привели, Джума Хана. Не сегодня-завтра я из него «тюльпан»[58]сделаю. Это дорогой для меня подарок, — объяснил Гульбеддин.
— Смотри, узнает Масуд. Он тебе такого не простит, — предупредила Фируза.
— Аллах с ним! — засмеялся Хекматияр. — Я тоже воин, а не ягненок. А «кровник» получит свою кару, он того заслужил.
— Можно ведь обойтись и без «тюльпана», — пыталась отговорить его Фируза.
Но Хекматияр, известный на весь Афганистан своей жестокостью, был к тому же и упрям.
— Я сказал — «тюльпан», значит, «тюльпан».
Фируза замолчала, не пытаясь больше перечить мужчине. Гульбеддин тоже не хотел ссоры. Криво усмехнувшись, он сказал:
— А этих аравийцев я сегодня же провожу. Пусть тащат своего сайд-шурави в Пакистан.
«Эх, судьба-судьбинушка», — подумал Орлов, потянувшись на низкой кушетке. Пропитанный водорослями влажный морской воздух проникал и сюда, в маленький номер низкопробного отеля. Днем и ночью вращающиеся лопасти вентилятора, висящего на низком потолке, не создавали прохлады, а лишь размазывали испарения по всему телу. «Где ты, Россия, со снегом, с пронизывающим морозным ветром, с добрыми, ясными лицами работяг, с заиндевевшими от холода автобусами, с роскошными белыми полями, с русским матерком мужиков и женским веселым смехом, неповторимым, как звон колокольцев под дугой мчащейся тройки?» — взгрустнул Саша, глядя в окно на кишащий человеческий муравейник огромного восточного города. Самая опасная русская болезнь — ностальгия…
— Ты — русский, Саша, а ваш главный козырь и слабое место — это терпение. Так что терпи и жди моей весточки или меня, — сказал Штромберг, сажая его в пыльном пешаварском аэропорту на чартерный рейс в Гонконг. — Здесь деньги и документы. — Михаил протянул ему конверт. — В Пакистане нам ловить нечего — люди Ахмад Шаха везде. Неверный шаг и… — Он большим пальцем, как ножом, провел по горлу…
Месяц с лишним прошел уже с тех пор. Деньги таяли, вместе с ними таяли надежды на лучший выход из ситуации. Заканчивалось и терпение, на которое уповал Штромберг. Разные мысли лезли Орлову в голову, непрошено и настойчиво: «А может, Мишка на другом каком задании, в самом далеком уголке планеты? Может, ранен или вообще убит? А я сижу и жду его в этом китайском отеле. А чего жду? И дождусь ли? Работка-то у него рисковая. Может, найти советское консульство или представительство, хоть Рыбфлота, хоть Аэрофлота, да и рассказать все как есть?.. Ну да, так тебе и поверят. Агент МОССАДа вытащил тебя от дýхов. Тут здорово воняет предательством — ведь все ребята полегли, один я остался. Ну и хрен с ним! Поверят — не поверят. Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут…»
* * *
Он выделялся среди всех кораблей в порту. Выделялся не размерами и не особенной формой надстроек. Гордо и независимо краснел огромный серп с молотом на трубе сухогруза. «Ленинская гвардия» как бы показывала всем рядом стоящим, что она — судно супердержавы, имя которой — Советский Союз.
Пристально глядел Орлов на знакомую с детства эмблему. Только высокий трап отделял его от Родины, от русских людей. В висках гулко стучало. Он чувствовал, как капли пота катились по спине. «Перед первым прыжком так не волновался, — усмехнулся Орлов своей несмелости. — Да, трудно перешагнуть невидимую границу таких разных миров». Сухогруз казался безлюдным, лишь стаи чаек, крича что-то на птичьем языке, кружились над ним.
И тут увидел, как вниз по трапу спускаются моряки. С веселыми загорелыми лицами, уверенные в себе, с большими капроновыми сумками, парни шагали в глубь порта. «Наверное, пошли в дешевые китайские магазинчики», — догадался Орлов и двинулся вслед за ними, жадно ловя обрывки фраз на родном языке, скрепленные ядреным матерком.
Но он не угадал. Моряки прошли мимо китайских лавчонок и направились к сверкающему витринами огромному супермаркету. Волны прохладного воздуха от кондиционеров приятно освежили тело, когда Орлов вслед за моряками вошел внутрь магазина, отделанного в европейских стандартах.
Было многолюдно. Десятки раскосых азиатов тащили огромные пакеты с одеждой, коробки с кухонными машинами и аппаратурой, телевизоры и магнитофоны. Дешевая сезонная распродажа привлекла в супермаркет сотни людей. Из развешанных повсюду динамиков раздавалась традиционная китайская музыка, изредка прерываемая объявлениями на китайском и английском языках, чтобы потенциальные покупатели не заблудились в лабиринтах огромного здания.
Вдруг через динамики раздалось на ломаном русском:
— Мы рады видеть у нас моряков из Советского Союза. Зал японской аудиотехники находится на третьем этаже, секция номер восемнадцать. Песня для русских моряков!..
Саня поразился: «Вот это сервис!» А из динамиков с первых звуков узнавался хриплый голос Высоцкого:
Лошадей 20 тысяч машиной зажаты,
И хрипят табуны, стервенея внизу.
На глазах от натуги худеют канаты,
Из себя на причал выжимая слезу…
Моряки заулыбались и потянулись наверх, смотреть аппаратуру. От обилия магнитофонов, магнитол, телевизоров, которыми была забита секция, рябило в глазах. Услужливые продавцы-китайцы постоянно улыбались, заученно повторяя «хао-хао!» — «хорошо-хорошо!». Моряки не могли понять, чем отличаются выставленные в несколько рядов магнитолы кроме цены. Они рассматривали аудиоаппаратуру, советуясь между собой.
Несколько человек европейского типа обвешанные фотокиноаппаратурой обступили русских моряков и начали их фотографировать, освещая вспышками. Среди репортеров выделялся высокий блондин. На животе у него висел объемистый диктофон, а сам он что-то бубнил по-английски в микрофон. Рядом его помощник снимал видеокамерой. Вокруг собралась толпа зевак. Орлов с нетерпением ждал, когда же наконец закончится эта канитель с корреспондентами. Он не решался подойти к соотечественникам на виду у всей толпы.
Покончив с покупками, довольные моряки направились вниз, держа в руках коробки с магнитофонами. Журналисты не отставали от них ни на шаг. Но на выходе из супермаркета моряков ждал неприятный сюрприз. Группа людей самых разных возрастов, от юнцов до стариков, среди которых было и несколько женщин, окружила их, держа в руках транспаранты, на которых по-русски, по-английски и по-китайски было написано:
