Книга Великая степь - Виктор Точинов

Вопли людей, жалобные крики коней — именно крики, иногда кони не ржут — кричат. Ржавая колючка лопалась. Деревянные подгнившие столбы падали. Орда прорвала первую линию, вышла ко второй, потеряв разгон. Тут столбы стояли бетонные, глубоко утопленные в землю, залитые раствором — и более высокие. Проволока — новая, блестящая. Шипы на ней другого образца — с плоскими, режущими до кости лезвиями…

Здесь — уже прорубались, вконец потеряв темп. Мелькали кончары — довольно несуразные мечи степняков, с широкими утолщенными концами-елманями, гораздо ближе стоящие к своему предку, цельнометаллическому топору, чем к дальним потомкам — изящнейшим булатным клычам и шашкам, способным легко разрубать сталь.

Но и эти неуклюжие мечи делали свое дело, пусть и не с одного удара — конная и спешенная толпа рванула дальше, сквозь прорубленные проходы. К третьей линии. Последней.

И тогда заговорили Стрелы Грома…

5

Лицо приближавшегося человека, первого из четверых, казалось охранникам смутно знакомым, как примелькавшееся лицо человека, имени которого не знаешь — но, странное дело, всем троим казалось разным.

Впрочем, обменяться впечатлениями, и удивиться, и насторожиться им не пришлось. Убивать их стали сразу, без разговоров.

Как раз в тот момент, когда на дальнем конце Девятки, у водозабора, начали рваться мины.

6

Очередная в этот день тревога застала Гамаюна в Отделе.

Честно говоря, ему не хотелось уже ничего. Исчез азарт, поддерживавший силы с самого утра. Было пусто и тошно, а проклятый день все не кончался и не кончался… И не оставляла мысль, что легко разоблаченный Сирин — очередная подставленная кукла. Подставленная непонятно кем…

Весть об атаке у водозабора подействовала, как звук боевой трубы — на вертолетной площадке, благо рядом, Гамаюн оказался через три минуты. Здесь с утра ожидали сигнала полностью готовые «крокодилы». Суммарной огневой мощи трех Ми-24 хватало, чтобы навсегда избавить Девятку от беспокойного соседа — Нурали-хана.

Гамаюну казалось, что неведомый кто-то именно этого и добивается.

7

Дети сбились тревожной кучкой, быстро и вполголоса переговаривались. Со Стрелами Грома они были знакомы — и некоторые непонаслышке. Урок (попытка научить записывать степную речь кириллицей) прервался сам собой и не возобновился, когда стрельба стихла.

Милена позвонила в Отдел. Мужа не оказалось на месте, чему она не удивилась. Удивилась другому — сквозь обычное ледяное спокойствие голоса Иры Багинцевой пробивались несвойственные нотки неуверенности. Но на словах Багира успокоила: все в порядке, нештатная ситуация ликвидирована, две машины, вывозящие детей за периметр, пришлют в обычное время. Сегодня достаточно одной? Хорошо, будет одна. Потом Багира спросила, далеко ли Шорин, старший сегодняшней смены охранников. Не очень, сказала Милена, у входа. Позвать? Не надо, сказала Багира, просто передайте, что все под контролем…

Капитан Багинцева не хотела занимать надолго линию. Да и не могла рассказывать по телефону подробности. Она сделала все правильно — и все же ошиблась. Если бы Милена пошла за Шориным, оставив на столе снятую трубку, если бы Багира услышала, что происходило в Школе в последующие секунды — все пошло бы по-другому.

8

Это не стало боем.

Это стало истреблением, местью за Ак-Июс. Месть за вырезанные Посты. Местью за пиршественную чашу углана левой руки Байнара — чашу, сделанную из черепа майора Петрищева.

Шесть пулеметов расстреливали сбившихся в кучу людей и коней неторопливо и деловито. Всаживали очередь за очередью. Казалось, людей убивают не другие люди — но бездушная, мертвая, не способная даже к ненависти машина.

И люди не выдержали.

Не гулявшей по их рядам смерти — они привыкли смотреть ей в лицо. Но здесь лица не было. Смерть вырывалась из шести неприметных кучек камней — замаскированных дотов. Сразиться было нельзя. Нельзя было даже погибнуть, прихватив с собой врага. Можно было умереть просто так.

Кочевники не выдержали.

Поскакали обратно — те, кому осталось на чем скакать. Побежали — те, чьи лошади бились на окровавленной земле. Вслед им не стреляли, но минное поле собрало новую жатву.

Онгоны, духи войны, обманули Байнара. Из передовой полутысячи вернулась половина.

Хан смотрел на происходящее молча, с каменным лицом. А окружающие на него. С немым вопросом: что дальше? Ответ дал не Нурали-хан. Ответ они увидели сами. Увидели то, что видели немногие из живущих — и редко кто из увидевших продолжил жить.

Увидели Дракона Неба.

9

С Шориным она не поговорила.

В крохотном холле, выгороженном из бывшей подстанции, никого из охраны не оказалось — Милена шагнула к выходной двери, успев удивиться такой странности. А потом все происходило быстро, удивляться и ужасаться чему-либо стало некогда. Можно было лишь испугаться — но она не умела.

Дверь распахивается. Внутрь. Гена Шорин влетает спиной вперед, как-то удерживается на ногах — но тут же оседает назад и вбок. Рука прижата к груди, там растет красное пятно — очень быстро. Фигура в камуфляже — в холл, прыжком. Лицо замаскировано чем-то глинисто-синим, Милена не успевает понять. Пришелец атакует — без оружия, в низкой стойке. Движения его кажутся замедленными.

Милена уходит нырком. Делает ложный выпад. Чужой не купился, но явно тормозит. Она, плюнув на все хитроумные приемы, которым научила по настоянию мужа Багира, бьет просто, быстро и сильно. Удар незамысловатый, дворовый, надежный и безжалостный — ногой в пах. Попала! Не среагировал! Кажется, что шнурованный ботинок уходит глубоко внутрь, сминая и раздавливая. Ожидаемого вопля нет, прежняя тишина. Лишь посторонним фоном звуки снаружи — хрип, падение тела. Там убивают. И где-то далеко, в другом мире — хлопки взрывов.

Милена отскакивает, хватается за кобуру на поясе — выхватывать ее тоже учили. Но пальцы путаются. Застежку заклинивает. Фигура в камуфляже, обязанная корчиться на полу — вновь атакует. И — еще две появляются в дверях. Лица такие же… Нет!

Она, все же успев удивиться, видит, что маскировка куда-то исчезла, и у первого тоже, когда только успел снять, и лица у всех трех знакомые, и она их знает, лишь не успевает вспомнить имен, и движутся они теперь странно быстро, будто пленку в проекторе пустили с большей скоростью, а она, наоборот, как в дурном сне, медленно-медленно поднимает левую руку, пытаясь прикрыть голову, и пальцы правой, как в густом клее, возятся с кобурой, и…

Удар.

Темнота.

Больше сопротивления в Школе никто оказать не пытался. Пришедшие уверенно принялись делать то, зачем пришли. Двигались они не ускоренно (да и в схватке с Миленой тоже). Как обычно.