Книга Сандаловое дерево - Элль Ньюмарк

Мартин рассмеялся:

— Меня с индусом спутать трудно, уж больно акцент силен.

— Какие новости?

Продолжая есть, Мартин рассказал о новых стычках в Калькутте и Лахоре.

— Ганди пытается всюду поспеть, не допустить насилия, но… Да, старика все любят, но, когда разойдутся, его уже не слушают.

— Люди повсюду одинаковы. — Я положила себе розового риса. — Как связь? Провода режут?

— Есть пара случаев.

Я вздрогнула, и он торопливо добавил:

— Не здесь.

— Телефоны работают?

— Более-менее, — ответил Мартин после секундной паузы и потянулся за добавкой карри. Замкнулся.

Зная по опыту, что подробностей от него не добьешься, я перевела разговор на другую тему:

— Мы с Билли ходили сегодня на прогулку.

— Да?

— Наткнулись на Эдварда и Лидию.

— Повезло вам.

— Невыносимые люди.

Некоторое время Мартин задумчиво жевал.

— Парадоксально, но мир держится и на их самоуверенности.

— Ты, должно быть, шутишь.

Мартин отправил в рот очередную порцию карри.

— Британский империализм объединил мусульман и индусов в борьбе против общего врага. Но теперь англичане уходят и застарелые религиозные распри закипают с новой силой.

— Отсюда и необходимость разделения.

Мартин кивнул:

— Эту идею, иметь свою страну, поддерживают многие мусульмане, особенно их лидер, Джинна. Но времени до августа осталось совсем мало. Люди сбиты с толку и напуганы, а экстремисты с обеих сторон играют на обострение.

— Почему бы англичанам просто не уйти, и пусть индийцы разбираются сами?

— Им некому передать власть, нет центрального правительства. Британцы правили здесь столетиями. У Ганди есть Индийский национальный конгресс, состоящий преимущественно из индусов, у Джинны есть Мусульманская Лига, но цели у них разные. — Рассказывая, Мартин не забывал и есть. — Добиться компромисса трудно, потому что индусы и мусульмане привержены своим религиям. В этом их идентичность.

— Кстати, о религии. Рашми проводит для нас пуджу.

— Что?

Я не собиралась ничего ему рассказывать, но хотела увидеть его реакцию. Будет ли он извиняться? Смутится? Посмеется?

— Рашми говорит, что в нашей постели нет секса. Она молится Шиве. — Я потянулась к тарелке, втайне надеясь, что он возьмет меня за руку.

Мартин, фыркнув, положил вилку.

— Отлично.

— А по-моему, забавно. Разве нет?

— Да уж, весело. — Он раздраженно потер лоб, как будто сама мысль о сексе со мной была оскорбительна. Смущенная и уязвленная, я не могла вот так взять и отступить от затронутой темы.

— Сегодня встретили человека из ашрама. Билли схватил его за нос, как папа делает. — Я невольно улыбнулась. — Его зовут Гарри. Интересный мужчина.

— В Масурле есть ашрам? — рассеянно спросил Мартин.

— Нет, мы встретили его в городе.

— Что?

— В Симле. Там же, где наткнулись на Эдварда и Лидию.

— Ты ездила в Симлу с Билли?

Я вскинула бровь:

— А что тут такого?

Мартин отодвинул тарелку:

— Я тебе не верю.

— Мы просто прогулялись.

— Повсюду беспорядки, протесты, а ты тащишь Билли на прогулку? — Он постучал пальцем по голове, показывая, что кто-то здесь ведет себя как ненормальный.

— Ох, ради бога. Симла — спокойное, тихое место. Или ты считаешь, что мы должны сидеть дома как пленники?

— Это спокойствие может взорваться в любую минуту. — Голос его поднялся на пару децибел. — И я полагаю, что вы с Билли должны держаться подальше от неприятностей.

Я отложила вилку и пристально посмотрела на него:

— Мы жили в большом городе с высоким уровнем преступности. Мы ходили по магазинам и в кино. Гуляли по центру. Ездили в автобусах. Бывали в ресторанах, на озере. И мы никогда даже не думали о том, что надо опустить жалюзи и забиться в уголок. Мы читали в газете об ужасных вещах, но продолжали жить своей жизнью. И вот теперь, приехав через полмира в это чудесное место, ты хочешь, чтобы мы сидели взаперти?

— Городская преступность и гражданская война — не одно и то же. — Мартин швырнул на стол салфетку. — Не думал, что мне придется это сказать, но выхода нет. Я запрещаю вам выходить в город.

— А как же мои занятия?

— Занятия у тебя в деревне. Недалеко — можно.

Оттого что он определил границу, стало только хуже. До стены гарема гулять можно, до забора с колючей проволокой — да, но дальше — ни шагу. Я взялась за края стола, словно для того, чтобы не взвиться, не разлететься на кусочки, и громко произнесла:

— Не говори ерунды. Никакой войны здесь нет. Война закончилась. Понимаешь? Война закончилась.

Мартин вскочил, опрокинув стул. Я вздрогнула, а он уже стоял надо мной, сжимая кулаки, и мышцы у него на шее бугрились, жилы натянулись струнами. За спиной раздался всхлип. Я повернулась и увидела Билли. Он сонно тер глаза, в другой руке поник Спайк.

— Вы чего кричите?

— Все хорошо. — Я встала, подхватила сына на руки. Он сразу же опустил голову мне на плечо.

— Извини, сынок, — пробормотал, поднимая стул, Мартин. — Все в порядке.

Я отнесла Билли в спальню, уложила в постель. Он посмотрел на меня:

— Не люблю, когда вы с папой кричите.

— Знаю, Персик. Прости, что разбудила. — Я подсунула ему Спайка.

— Мне страшно, когда кричат.

— Не бойся. Все хорошо. — Я поцеловала его и опустила сетку. — Больше никто кричать не будет. Обещаю. А теперь засыпай.

Билли обнял Спайка. Я вышла и остановилась в коридоре. Если вернуться в столовую, мы снова разругаемся, снова раскричимся. Я прошла в спальню и закрыла за собой дверь, только близость сына помешала мне хлопнуть ею как следует.

На следующее утро я обнаружила Мартина на диване, где он и провел ночь, укрывшись кораллово-бирюзовой накидкой. Посмотрев на него, храпящего и небритого, я заметила на сервировочном столике наполовину пустой стакан со скотчем. Сколько еще? Сколько еще так будет продолжаться?

Преподобный Локк был долговязым англичанином, бледное, рыхлое лицо и католический воротничок маскировали натуру забавную и остроумную. Когда утром того дня я открыла ему дверь, он церемонно поклонился и широко улыбнулся, без всякого смущения продемонстрировав редкие зубы.

— Миссис Митчелл! — Это прозвучало как объявление.