Книга Отмычка к ее жизни - Светлана Алешина

Итак, подтверждаю, что я, Романов Андрей Владимирович, третьего декабря сего года совершил убийство своей приемной дочери Марии. Что вас интересует еще? Раскаиваюсь ли я? Нет, нисколько. По крайней мере, теперь я убежден, что у моей дочери все будет хорошо. И эта мысль согревает меня на пороге смерти. Еще раз прошу извинения за то, что заставил вашего знакомого страдать, надеюсь, что теперь у него все будет в порядке. С искренним уважением к вам…»

Далее шла дата и подпись. Текст был написан дрожащими, корявыми буквами, видимо, Андрею Владимировичу было тяжело уже держать в руках карандаш. К концу буквы и вовсе разъезжались, будто он заканчивал свое послание из последних сил.

Письмо произвело на Ларису сильное впечатление. Ей по-человечески было жаль Андрея Владимировича. И еще жаль, что она не успела откровенно поговорить с ним до его кончины. Тем не менее она испытывала истинную радость оттого, что Дмитрий Степанович Городов теперь будет свободен.

Пока Лариса читала, Катя Романова не сводила с нее внимательного взгляда. И теперь, все еще не отрываясь, смотрела на Котову, не решаясь первой задать вопрос. Лариса сама помогла ей.

— Катюша, — проговорила она. — Я понимаю, как вам больно будет это услышать, но я обязана сказать… Фактически это признание вашего отца в убийстве Марии.

Катя охнула и закрыла лицо руками. Никита, беспокойно заерзав, положил ей руку на плечо. Лариса продолжала:

— Я могу дать его вам прочитать, но Андрей Владимирович пишет, что у него есть письмо и для вас.

— Он передал его мне, — как-то невнятно ответила Катя. — Только я еще не читала… Я боялась… боялась увидеть там то, о чем вы только что сказали. Но теперь я непременно прочту. А вы собираетесь передать это в милицию?

— Да. Поймите, это мой долг, — пояснила Лариса. — Человек, который ни в чем не виноват, до сих пор за решеткой. И только обнародование этого письма может его спасти. Я рада, что у вашего отца перед смертью хватило мужества и мудрости написать его.

Катя понимающе кивнула и вздохнула.

— А вам я теперь советую подумать о вашем будущем, — решила хоть как-то подбодрить молодую пару Лариса. — Думайте о том, что у вас все впереди и что вы теперь сможете быть счастливы. И еще я бы советовала вам на время уехать отсюда. Хоть ненадолго. Кстати, свадебное путешествие — прекрасная возможность для этого. И не принимайте близко к сердцу мнение ваших родственников. Андрей Владимирович в одном был безусловно прав — скоро все это забудется, и жизнь пойдет своим чередом…

— Мы берем к себе Максима, — помолчав, сказала Катя. — Неважно, чей он сын, для нас он все равно родной.

— Это очень правильно, — согласилась Лариса.

Катя, видя, что Никита нахмурился, вспомнив, видимо, о Паше Дискотеке и его роли в появлении на свет ребенка, которого он считал своим, быстро поднялась и взяла жениха за руку.

— Нам пора, — сказала она. — А вам, Лариса Викторовна, несмотря ни на что, большое спасибо. Если мы понадобимся, вы знаете, как нас найти.

— Подождите секунду, — остановила их Котова и протянула Кате пачку денег. — Это те самые деньги, которые ваша сестра должна была передать Паше Дискотеке. Ваш отец взял их для отвода глаз и теперь передал мне. Я считаю, что не имею на них никакого права, так что решайте сами, что с ними делать.

— Я так думаю, что лучше всего их вернуть Сергею Борисовичу, — заметил Никита. — Это же его деньги.

— Да, так я и сделаю, — согласилась Катя.

— Ну что ж, милости прошу в мой ресторан в любое время, — широко улыбнулась Лариса на прощание. — И простите, если было что не так.

Эпилог

Вернувшись из вынужденного заточения в тюрьме, администратор ресторана «Чайка» Дмитрий Степанович Городов пребывал в благодушном настроении, что вообще-то было ему несвойственно. Сегодня он никому не сделал ни одного замечания, не обозвал ни одну из официанток «старой обезьяной» и не обругал ни одно из приготовленных шеф-поваром блюд. Персонал не мог нарадоваться на такую метаморфозу, приключившуюся с их начальником. Все, правда, понимали, что это ненадолго — скоро эйфория от вновь обретенной свободы у Степаныча пройдет, он снова скатится на свой излюбленный язвительный тон, и персонал испытает на себе разочарование от жизни и скептически-насмешливый взгляд на эту самую жизнь, что администратору было всегда свойственно. Но пока что все наслаждались покоем и тишиной.

Сама Лариса, узнав о том, что Дмитрия Степановича наконец-то отпустили, решила устроить себе выходной день и отправилась с Настей за город, на лыжную базу. Благо погода этому очень благоприятствовала — зима выдалась снежной, безветренной и солнечной.

Дмитрий Степанович же рулил в ресторане в одиночестве. Ему нравилось решительно все: и стены, цвет которых раньше раздражал, и столы, об углы которых он часто в порыве вспыльчивости то и дело задевал, получая синяки, и даже собственные джинсы, которые уже несколько раз ему заляпывали то неуклюжие официантки томатным соусом, то грязью из-под колес проезжавшие «мудаки-водители, которые купили себе права». Даже размышления о жизни у Городова в этот день были неожиданно позитивными. Он думал о том, что сорок пять лет для мужчины — самый расцвет сил, что эта жизнь совсем даже еще не кончилась и что он еще ого-го какой мужик. И Дмитрий Степанович всерьез подумывал, а не завести ли ему какой-нибудь легкомысленный роман. В пику, опять же, жене и теще. Даже проблема денег, которая обычно отнимала у Городова массу нервов и заставляла думать только об этом, в этот день не волновала его.

«В конце концов, почему все время нужно думать о деньгах? — безмятежно благодушествовал он. — В жизни так много приятного и интересного, помимо этих грязных бумажек!» Городов даже подумывал заплатить Ларисе за расследование, отдав месячную зарплату. Однако к обеду уже посчитал, что и ползарплаты будет достаточно. А еще через час решил, что такая сумма просто оскорбит богатую Ларису Викторовну и уж лучше ограничиться словесной благодарностью, увеличением трудовых усилий, ну и, может быть, букетом цветов. А совсем ближе к вечеру Городов прикинул, что за дополнительные трудовые усилия неплохо бы Ларисе Викторовне увеличить ему и зарплату. В целях соблюдения справедливости.

Эта мысль еще больше подняла ему настроение. И он решил вкусно пообедать, заказав себе французский суп, который обычно никогда не ел и считал «бурдой лягушачьей», а также венский антрекот с маслинами. Настроение Дмитрия Степановича заметно начало падать сразу после того, как стали сказываться последствия этого непривычного для его желудка обеда. Кроме того, после скудной тюремной пищи он переусердствовал и съел слишком много. Пища начала давить на его капризный желудок. Степаныч готов был совсем уже было разворчаться, как прозвенел телефонный звонок. К своему удивлению, в трубке Городов услышал голос мужа своей начальницы, Евгения Котова.

— Степаныч! Привет, дорогой! — радостно приветствовал его тот.

Городов заподозрил подвох, зная не очень лестное отношение к себе со стороны Евгения, поэтому ответил сдержанно: