Книга Ne-bud-duroi.ru - Елена Афанасьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Непонятно только одно — что же ему от меня нужно? Поехать сейчас и в лоб спросить? Дядь Женя, я сама все отдам, только скажите, что отдавать-то?
Слишком яркое для подмосковного мая солнышко разогрело Ленкину «Волжанку» так, что я с классовой ненавистью поглядывала на закрытые окна обгоняющих меня иномарок — у этих явно климатконтроли в салонах. А мне солнце в морду и тополиный пух в салон, вот и вся радость…
В раздумьях я почти забыла о намерении съехать подумать на обочину. А вспомнив, только-только начала перестраиваться, как похожий на гроб на колесиках «Гелентваген» стал поджимать меня сзади. Уйти вправо не получалось, большегрузник с традиционным обозначением ТIR плелся по правой полосе в череде таких же, как он, длинных и неповоротливых. «Гелентваген» большегрузников не замечал и вовсю поддавливал.
— Вот сволочь! Глаз, что ли, нет, — вслух выругалась я, как всегда, с запозданием вспоминая рекомендацию психологини, что злиться на подрезающих тебя на дороге водителей себе дороже, «переход из состояния парения в состояние мандража» обязательно выйдет боком.
«Если у человека настолько минимизирована уверенность в себе, что он может утверждать ее столь абсурдным способом, нарушая правила на дороге, такого человека остается только пожалеть — жизнь слишком многое ему недодала. Его надо пропустить и мысленно пожелать ему реализовать свое „я“ более полноценно», — внушала психологиня.
Но, несмотря на все правильные рекомендации, жалеть дорожных козлов получалось не всегда. Обычно я успевала обозвать их козлами, прежде чем, вспомнив совет, начинать жалеть и добра им желать. Но козлизм этого «Гелентвагена» превосходил все мыслимые границы. Этого в детстве обидели так, что, видя, что уйти вправо мне просто некуда, он элементарно вжимал меня в большегрузник.
Заметивший мои метания ТIR чуть замедлил ход и впустил меня между своими собратьями, где Ленкина «Волга» смотрелась зернышком среди петушиных клювов. Но клевать ее, похоже, собирались не болыпегрузники, а напиравший «Гелентваген». Едва я ушла вправо, как и он сделал резкий бросок вправо — пропустивший меня трейлер еле успел затормозить. Визг тормозов и звуки глухих ударов сказали, что сзади на полном ходу в него уже кто-то влетел. Но поджимающий «Гелентваген» и не думал останавливаться. Теперь он теснил меня уже на обочину, которая в этом месте отнюдь не напоминала равнину. Скорее обрывчик.
Э-э, похоже, не в наглости здесь дело. И не водителя «Гелентвагена», жизнью обиженного, пора жалеть, а свою жизнь спасать. Вчерашний бред продолжался. «Гелентваген» явно взялся меня смять, да так, чтобы последствия аварии были детальны. Где-то я этот гроб на колесиках видела…
Дождавшись появления чуть более пологой обочины, я резко дернула вправо, стараясь не дать «Гелентвагену» втиснуться между мной и идущим в правом ряду грузовиком, иначе мои кульбиты на обочине были бы обречены. В прошлом году, снимая репортаж о школе экстремального вождения, я проездила полтора часа с тамошним инструктором. И выползла из своего «Москвичка» хоть выжимай, промокло все — от белья до куртки, хоть и была зима, а печка у меня в очередной раз не работала. Инструктор, приятный дядечка с неподходящим к его чеховской бородке именем Петрович, в ответ на мое бахвальство, что, мол, уже пятнадцать лет за рулем и еще, тьфу-тьфу-тьфу, Бог миловал, улыбнулся.
— Бог, он может миловать и пятнадцать лет, и сто пятнадцать. А на сто шестнадцатом году выпадет тот единственный экстремальный случай, когда, кроме вас самой, никто не сможет вас спасти, даже Господь Бог. И тогда понадобится то, чему мы здесь учим, — мило произнес Петрович и посоветовал пройти полный курс.
Лишних трехсот долларов тогда, естественно, не нашлось, как не нашлось и времени. А сто шестнадцатый год, вот он, тут как тут. Ой, мамочки родные!
В следующую секунду мне показалось, что сознание мое разделилось. И, взлетев над автострадой, я откуда-то сверху стала наблюдать за собой, той, что осталась за рулем «Волги». Эдакая замедленная панорама с верхней точки в сочетании с резким монтажом крупных планов.
Женька в машине спасает свою жизнь. Я (а кто это «я», и что есть «я»?) смотрю сверху, отмечая удачные мизансцены и световые неточности — здесь пересвечено изображение, глаз не видно, а дальше, напротив, полный провал — и все смикшировано…
Углядев крохотный просвет между грузовиками, я, которая осталась за рулем, резко виляю влево. «Гелентваген» лезет за мной, прямо под грузовик.
«Что же знакомое в нем?» — думает та «я», что вознеслась над суетой. Где же я его все-таки видела? Не грузовик, а «Гелентваген», конечно же.
Грузовик резко тормозит, его разворачивает на 180 градусов и ставит поперек разделительной полосы. Дорога сзади остается пустой. Все, кого пришлось обогнать по ходу этой безумной погони, влетают в общую кашу с этим грузовиком. И теперь уже ничто не мешает «Гелентвагсну» выпихивать мою «Волгу» в кювет.
Чему я там научилась за полтора часа у Петровича? Экстренному торможению. Придется применять.
«Господи, помоги! Только спаси меня, Господи», — шепчет та «я», которая за рулем.
«Молиться некогда, — возражает верхняя. — Не до молитв. Жми на тормоз — благо сзади уже никого».
И устроив, как учил Петрович, ногой сплошную морзянку на педали тормоза — чтобы не занесло, та «я», что в машине, выворачивает руль.
«Э-э, кажется, у Ленкиной „Волжанки“ что-то с правым тормозом, — замечает „я“ сверху. — Слушается он раза в полтора слабее, чем левый». И ту меня, что остается на трассе, вместе с машиной выносит на разделительную полосу. Вместо разворота в противоположную сторону, куда я собиралась удирать, усилиями стершейся тормозной колодки сделав полный круг, «Волга» снова оказывается лицом к Москве.
Верхняя «я» с удовлетворением замечает, что ошалевший от моих кульбитов «Гелентваген» по инерции пролетает еще несколько метров и только тогда останавливается. Несколько секунд на разворот ему все-таки понадобится.
Верхняя «я» успевает заметить его номер со всеми единицами и буквами «о». Где-то видела такой… Вспоминать некогда. Так, чему там еще успел научить меня Петрович? Полицейскому развороту? Вперед! Точнее, назад!
Врубив заднюю скорость, «я», привязанная к машине, изо всей силы выжимает педаль газа. Завалившийся набок после эскапады «Гелентвагена» грузовик все ближе. Вокруг него расплывается огромное странное пятно, которое идущие по встречной машины объезжают через обочину. А я задним ходом несусь прямо на это пятно.
Масло! Грузовик вез масло. Оно течет теперь из разбившихся емкостей.
«Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила», — машинально, каким-то одиннадцатым слоем подсознания цитирует верхняя «я». Похоже, у них там, в небесах, время течет раз в десять медленнее, чем на дороге, по которой другая «я» на «Волге» с плохими тормозами вынуждена задним ходом нестись на это скользкое пятно. Лучшей ситуации для самоубийства придумать невозможно.