Книга Золотые века - Альберт Санчес Пиньоль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Извините, но вас вызвали сюда по ошибке.
Глазки комиссара полиции, хотя, впрочем, не исключено, что этот человек занимает какую-нибудь другую должность, светятся добродушием и невероятной любезностью. Между тем образом, который создал себе Жорди Жуан, и этим человеком лежит пропасть.
— Молодому человеку, который беседовал с вами раньше, не хватает опыта, извините, пожалуйста, — повторяет он второй раз. — Он принял вас за водителя.
— И это все?
Комиссар принимает вздох облегчения Жорди Жуана за упрек.
— Мне и вправду неловко, что вы потратили на нас свое время, но такое у нас иногда случается. Весьма сожалею.
Полицейский настолько любезен, что даже провожает его к выходу. Когда они идут по коридору, комиссар говорит:
— Просматривая дело, я обратил внимание на то, что вы занимаетесь компьютерной графикой. Мой сын — тоже. Вы видели всех этих тигров и мартышек на коробках с хлопьями для завтрака? Это он их рисует.
Жорди Жуан страшно рад тому, что может идти домой, и с удовольствием поддерживает беседу. Он рассказывает комиссару, что работает для разных кинофирм и создает рекламные плакаты фильмов, которые вешают в метро. У самых дверей Жорди Жуан чувствует, что полицейский удерживает его за локоть.
— Подождите минуточку, — говорит комиссар, — посидите здесь.
Он указывает ему на лавочку, стоящую у стены, покрашенной зеленой краской, какой обычно красят стенки на теннисных кортах, и возвращается в кабинет. Жорди Жуан чувствует, что волна тревоги поднимается в его груди, словно кабина лифта. Может быть, он сказал что-нибудь лишнее? Теперь трудно понять, в чем заключалась его ошибка, но только идиот мог поверить, что все кончится так просто. Даже в фильмах показывают, что допрашиваемые раскалываются именно после того, как им разрешают встать со стула и они теряют бдительность.
Проходит целая вечность, прежде чем комиссар возвращается. В руках у него чистый лист бумаги, который он сует под нос Жорди Жуану и требует:
— Подпишите.
Бедняга тайком проглатывает слюну и спрашивает:
— Что это?
— Я прошу у вас автограф. А что же еще? — говорит комиссар. — Когда вы мне сказали, что делаете рекламные плакаты, я сразу все понял. Мой сын мне говорил о вас: среди профессионалов вы очень известны.
■
Вечером они с женой ссорятся. Обычно это случается, когда их желания не совпадают. Однако на этот раз причина спора в том, что оба хотят одного: забыть мертвого мальчика. Но, по мнению жены, чтобы забыть о чем-либо, человеку надо сначала выговориться, а Жорди Жуан предпочитает не возвращаться к этой теме — тогда она сама собой забудется. Поэтому они бесконечно спорят о том, почему об этой истории следует говорить, потом, почему лучше не говорить, и чем больше они говорят, тем больше злится Жорди Жуан. Наконец он решает замолчать и напустить на себя обиженный вид, потому что лучше на эту тему не разговаривать, и тут наступает ее очередь сердиться. Звонит телефон.
— Тебя, — протягивает ему трубку жена, — мы потом продолжим наш разговор.
Она выходит из комнаты: когда ее просит к телефону бывший муж, Жорди Жуан обычно поступает так же.
Ему звонит секретарша судебно-медицинского эксперта. Женщина рассуждает о трупах, как опытный пчеловод об ульях. У ее шефа возникли некоторые сомнения технического характера относительно смерти мальчика, и ему бы хотелось договориться о встрече со свидетелем событий. Жорди Жуан делает вид, что его вся эта история не касается.
— Я вас понимаю, — говорит секретарша. — Но все-таки, может быть, вы помните, были ли на улице другие свидетели?
— Да, — врет Жорди Жуан, — у палатки была большая очередь.
Он говорит это, чтобы отвлечь от себя интерес секретарши, чтобы раствориться в толпе, которой на самом деле не было. Ему доподлинно известно, что все испарились еще до появления „скорой помощи“ и что никто не захочет давать какие-либо показания.
— Вы могли бы дать нам координаты кого-нибудь из свидетелей?
Этот вопрос выводит его из себя. И почему только люди — такие идиоты? Для секретарши сейчас ничего в мире не существует, кроме ее работы, и, следовательно, эта дура не способна поставить себя на его место.
— Когда вы покупаете пончики в палатке на углу, вы знаете других людей, которые стоят в очереди?
Смущенная его резким тоном, секретарша отвечает не сразу. Потом она вежливо замечает:
— Да, знаю. Обычно это люди, которые живут в соседних домах.
Жорди Жуан опускает трубку. Правильный ли это шаг? Как ни крути, судебно-медицинский эксперт — представитель власти, и его секретарши — тоже, а он отказался сотрудничать с ним и умышленно солгал. Наверняка это нарушение закона. Жена заглядывает в комнату:
— Хочешь поговорим?
■
Пять месяцев, которые отделяют эти события от дня суда, становятся самыми несчастливыми в его жизни. И происходит это потому, что если бы Жорди Жуану пришлось объяснять кому-нибудь причину своих страданий, то он бы не смог выразить ее словами, а если бы вдруг ему удалось растолковать собеседнику, что его мучает, то тот наверняка не признал бы за ним права на переживания. В конце концов, он же ни в чем не виноват. Да и никто не предъявляет ему никаких обвинений. Он предстанет перед судом в качестве свидетеля, только и всего; вся операция займет не больше десяти минут. Почему же он должен бояться осуществления правосудия?
Люди, которые так рассуждают, совершенно правы. Но, в отличие от них, ему придется явиться в суд. А там под увеличительным стеклом закона любая песчинка может стать настоящей горой. Жорди Жуан не знаком ни со сложным механизмом юриспруденции, ни с его взаимодействием с другими структурами. Ему не надо было окликать мальчика, да и массировать ребенку грудную клетку тоже не стоило. Врач больницы знает, что он сделал и то и другое. Доктор показался Жорди Жуану порядочным человеком, но это, однако, отнюдь не гарантирует, что, отвечая на вопросы полицейских, он не расскажет обо всем чистосердечно. В распоряжении комиссара полиции есть чистый лист с его подписью. Хорошо, хорошо, это уже почти мания преследования. Но Жорди Жуан за последнее время понял, что в противоестественных обстоятельствах наши мысли текут тоже противоестественным образом: хотя он и не верит в заговор, но не может выбросить эту историю из головы. День за днем его преследуют странные и смутные идеи. В довершение всех бед секретарша судебного врача почему-то больше ему не звонит. Это добрый знак или, напротив, зловещий?
В разговорах с женой они не обсуждают эту тему всерьез, но и не могут полностью забыть о ней. Когда-то давно его супруга, специалист по детской психологии, объяснила ему, что для разрешения назревшего конфликта необходимо дать проблеме всплыть на поверхность, а не прятать ее, как бы это ни было больно. Если действовать иначе, то отношения неизбежно портятся.