Книга Сильвин из Сильфона - Дмитрий Стародубцев

И зарождается настоящая мафия со своими принципами, законами, собственным стилем, таким, например, как хорошие зубы и фирменная улыбка.

У них принято при встрече целоваться друг с другом, как в фильмах о сицилийских кланах. У них принято нагло смотреть в глаза и унижать взглядом. Сверкают тяжелые золотые цепи на толстых шеях, золотые браслеты, золотые часы. Они бесплатно обедают в ресторанах и бесплатно одеваются в магазинах, возле которых бросают поперек дороги мощные спортивные авто. Вечером они выгуливают разодетых в дым хорошеньких жен, потрясающей стати любовниц и баснословно дорогих шлюх. Их все знают в лицо, уважают и боятся; даже за глаза не говорят о них плохо, опасаясь возмездия.

Теперь пачки, чемоданчики, мешки, вагоны денег требуют особо тщательного ухода, а посему банда-группировка- мафия перемещается своей верхушкой в гигантские кабинеты на двадцатых этажах и нанимает свору финансовых консультантов с гроссмейстерской хваткой, а также ювелирно изощренных юристов. Сначала деньги насыщают оффшорные зоны — далекие острова со столь же жизнерадостными, сколь и бедными бездельниками-туземцами. Далее, полежав там год-другой без дела, возвращаются в родные пенаты в виде благопристойных и желанных иностранных инвестиций.

Бригады из трущоб отходят на второй план. Нувориши отрываются от своих уличных корней и начинают воспринимать происходящее неким виртуальным взглядом, будто усевшись за увлекательную компьютерную игру. Человеческая жизнь, и без того не стоящая ломаного гроша, из окна небоскреба уменьшается до далекой, едва ли реально существующей точки. Криминальный контроль над предприятиями и территориями подкрепляется более надежным и законным — финансовым контролем. Это уже финансово-промышленная группа. А какой финансово-промышленной группе, особенно в децивилизованной стране, не требуются охранники, боевики, подконтрольные банды, наемные киллеры? Вся эта многоликая масса, словно саранча, заполоняет кварталы и начинает смачно пожирать все, что попадется под руку.

В этом-то и есть великая мистерия социума; улица-мать породила грозных мифологических богов и эти боги, взобравшись на Олимп, обрушивают на улицу всю молниеносную мощь своей новоприобретенной силы. Все в мире замкнуто, взаимосвязано и движется по спирали. Что ж, так он устроен и не нам его менять, и тем более не страннику Сильвину — запутавшемуся, слабовольному, агонизирующему красному червяку.

Под столичными (выходцами из столицы) ходили десятки мелких городских банд, их именем прикрывались криминальные группировки во многих городах страны, они финансировали городские бюджеты и муниципальную милицию, покупали мэров и выдвигали своих депутатов. Им принадлежали фабрики и заводы, магазины и торговые центры, автозаправки и частные автомобильные дороги. Они занимались продажей нефти, энергоресурсов и металла, не забывали о золоте и алмазах, не гнушались азартными играми и наркотиками, пытались поставлять всевозможным повстанцам новейшее стрелковое оружие. Каждая третья женщина легкого поведения в стране работала на них.

Что контуженый вояка Герман? Столичные — это был совершенно другой, космический размах. За ними стояли банки, мощь контрольных пакетов акций, власть всех уровней и тысячи работающих на них людей, презирающих закон. Пока наполовину спившегося Германа спасало то, что с ним был душка Сильвин, благодаря которому он всегда выходил сухим из воды, и еще то, что он конкурировал не со всей гигантской структурой столичных., а с ее незначительным ответвлением — осевшим в затхлом Сильфоне Иисусом, лишь одним из многих могущественных богов и его улыбчивой и хорошо оплачиваемой, но немногочисленной командой. Однако что станет с Германом, если вся концентрированная мощь столичных, разом обрушится на него? Помогут ему чары Сильвина?

Итак, кто же такие эти пресловутые столичные? Они были не просто бандой, мафией или финансово-промышленной корпорацией. Они были образом жизни Сильфона, они были самой жизнью!

Наиболее часто мистер Colgate, прятавший зрачки под бейсболкой, показывал Сильвину фотографии Германа и мэра Сильфона — на вид добрейшего канонического старикашки, но, на самом деле, хладнокровного дельца и закаленного в кровопролитных политических сражениях бюрократа. Оба стояли на пути столичных, мешая их хищническим планам, но если прямолинейный Герман соперничал начистоту, не скрывая своих категоричных намерений, то хитроумный мэр Сильфона не вступал в открытое противостояние, внешне поддерживая дружественный нейтралитет. При этом от многочисленных предложений навязчивого Иисуса о взаимовы- годном сотрудничестве он пока отказывался и неофициальных контактов избегал. Впереди маячили перевыборы главы города, предвыборная баталия уже началась, и, по оценкам независимых социологов, действующий мэр имел реальные шансы остаться на очередной срок.

Вскоре при помощи телепатических способностей Сильвина выяснилось, что мэр на самом деле абсолютно голый. То есть, за ним не стоят какие-либо влиятельные круги, его поддерживает всего лишь народ — жители Сильфона, не просыхающие от бесконечных пропагандистских возлияний действующей власти, и существующая главным образом на бумаге маленькая собственная партия. Еще выяснилось, что между Старикашкой (как называли мэра в стане Иисуса) и Германом (а оба теряли в день по мешку денег из-за наличия в городе внешней конкурирующей силы) произошел сговор, в результате которого на следующий день у дверей местного банка образовалась нескончаемая очередь из пенсионеров, безработных и всякой сомнительной рвани — избирателей, которые за несколько часов пополнили предвыборный фонд мэра на очень и очень круглую сумму. Герман при этом думал так: разобраться бы со столичными, а уж старого пердуна я заставлю подтирать мне задницу! А мэр рассуждал так: Сильфон — исключительно мой, я ни с кем не собираюсь его делить! В одиночку мне со столичными не справиться. Сначала вышвырну из города этих заезжих, франтов с их. обезьяньими улыбочками, пусть убираются туда, откуда приехали и там улыбаются сколько угодно себе на здоровье. А потом раздавлю бандюгу Германа — натравлю чиновников и милицию, спутаю ему ноги уголовными делами, продыха не дам. Посажу его, шакала, в клетку, из которой он никогда в жизни не сможет выйти. Никогда!

Узнав об образовавшейся коалиции, столичные изрядно обозлились: такого оборота они не прогнозировали. Выборы вместе с весенней капелью уже стучались в окно, а стрелка компаса, будто вконец обдолбанная, скакала во все стороны, так что теперь никто на двадцатом этаже офисной высотки не мог понять в какую сторону двигаться. Земля уходила из-под ног, накрахмаленные воротнички сорочек на шеях советников Иисуса пропитались потом растерянности и страха.

Надо же, этот несговорчивый Старикашка предпочел взять деньги у какой-то безбашенной шайки бывших военных, вместо того, чтобы заключить самый выгодный в своей жизни политический союз с влиятельнейшей корпорацией! Он или рехнулся на старости лет, или… или задумал какую-то виртуозную аферу!

Как далек был Сильвин от всех этих перипетий еще год назад! Он копался в мусорных бачках и радовался, как ребенок, когда находил старую чашку с отколотой ручкой или недоеденный чизбургер. Он мечтал о новых ботинках, о кусочке рахат-лукума, о томике Ницше, и, как о чем-то запредельном, — о близости с женщиной, пусть такой же опустившейся, как и он, или о собственной комнатке, где-нибудь за чертой города в уютном гетто для недоношенных ублюдков. Он находился на самом дне и ощущал себя самым ничтожным существом не только в Сильфоне, но и во всей Вселенной, которого и через лупу-то не увидеть, — менее значимым, чем какая-нибудь холеная псина на поводке, стая голубей на площади, которых каждый второй с умиленной физией спешит подкормить.