Книга Доля ангелов - Арина Веста

— Ваш Легат — Вышинский?!

Лебедев удивленно взглянул на меня и ответил уклончиво.

— Александра Януарьевича иногда величают Ягуарьевичем. Ну вот, тебя уже и убивать пора…

— Я знаю, что ты должен меня застрелить, как только получишь перстень.

— Знаешь и идешь?

— У меня нет выхода.

Лебедев взглянул на меня сбоку, как-то дико, по-конски, одним глазом:

— Ладно, успокойся. Молодку твою вызволим. Тебе придется ненадолго усыпить постовых и дежурного на телефоне. Но это когда будем ее выводить на свежий воздух.

Лебедев посмотрел на часы:

— Пора! Вперед заре навстречу!

Лебедев отпер своим ключом боковую дверь-люк.

— Оставь тряпье здесь, — бросил он через плечо. — Мы вынесем ее из морга и оживим в этом подвале. Не дрейфь, факир! Наш план вполне удался.

Лебедев пропустил меня внутрь и зажег свет.

— Посмотри, здесь даже красиво, — прошептал он едва слышно, но под высокими сводами вздрогнуло гулкое эхо. Мы шли по залам подземной лаборатории. Лебедев, перетянутый портупеей, казался еще тоньше и выше, он вышагивал с четкостью механического человека, я едва поспевал за ним на подгибающихся, ватных ногах. Мы были в самом сердце Боровицкого холма. Здесь под кремлевской стеной, между мавзолеем и храмом Василия Блаженного пряталось ледяное капище смерти. Термометр на стене показывал три градуса тепла. На стенах стыла липкая изморось.

„Ей же холодно в ее ледяном гробу…“ — подумал я.

В стеклянных ящиках стыли мертвые человеческие тела. Погруженные в розовые и золотистые растворы, они покачивались в невесомости. Юноши и старики, женщины и дети, представители многих рас и народов были собраны здесь для жутких опытов по посмертному сохранению тел. С некоторых тел была снята кожа и распластана отдельно. Другие напоминали спящих розовощеких младенцев, словно над телами пробовали свои заклятья маги-некроманты, воскрешая их к недолгой жизни. Все стадии опытов по бальзамированию были собраны здесь, как в жутком музее. Отсюда жрецы Красной Веры повелевали токами смерти, здесь они перевязывали пуповину жизни и совершали обряды ритуального умерщвления, камлания и гадания по внутренностям. Вдоль стен стояли аппараты, похожие на широкие качели. Это изобретение применялось для извлечения трупной крови, дабы подмешивать ее к крови живых. Заглушая страшное предчувствие, я шел за Лебедевым. Я специально загасил интуицию, чтобы своим сомнением не повредить Анастасии.

Лебедев отпер прозекторскую, включил лампу и подошел к столу. На белом мраморе лежало что-то маленькое, хрупкое, с головой укрытое простыней.

Он приподнял полотно, отогнул край и всмотрелся в лицо девушки, спящей под покрывалом.

— Как она хороша! — глаза его остекленели, точно он увидел чудо и навсегда ослеп от этого зрелища. Дрожащими пальцами он провел по восковому лбу и щекам Анастасии, любовно оправил покрывало под подбородком, как заботливая больничная сиделка оправляет одеяло больного, чтобы ему было тепло и опрятно.

— Лебедев, эликсир!

Он вынул колбочку с веществом и, словно играя, спрятал ее за спиной.

— Помнишь, в детстве играли: „Колечко, Колечко выйди на крылечко!..“

— У меня не было детства.

Он вложил в мою ладонь пузырек. Я протянул ему горячий от моего тела перстень.

Он подбросил и вновь поймал перстень в ладонь и быстро сунул его в карман френча.

— Бери ее за плечи, а я за ноги…

Я осторожно завел руки под спину Анастасии, Лебедев взялся за колени. Тело оказалось внезапно легким.

Ее голова в короне золотистых кос мягко отделилась от тела и осталась на мраморном столе. По белому камню растеклась алая капля, похожая на звезду.

Лебедев отшатнулся, прикрыв глаза, растопыренными пальцами:

— Клянусь тебе, я ничего не знал. Этого не должно было случиться! Я не знал! Ты веришь мне? — он упал на колени и заскулил по-собачьи.

Этот человек был безумен и безумен давно, но я, ослепленный надеждой и верой в чудо, не видел этого.

Отрывистый смех, похожий на лисий лай, заставил меня очнуться. Лебедев скалился в улыбке, показывая на голову пальцем:

— А ты думал, мы отдадим ее тебе? Мы играли тобою как мячиком, пока ты был нам нужен. Мальчишка! Ты совсем не знаешь истории. Ее обезглавили ритуально, вдоволь наглумившись над ней. Даже у статуи батюшки-царя отпилили голову перед тем, как отправить в переплавку. Это очень древний культ. А ты хотел выторговать ее жизнь за безделушку. Все! Финиш! Последняя гастроль…

Он направил в меня черный вороненый ствол. Дуло покачивалось, примериваясь к моей груди.

В моем мозгу взорвался шар. Лебедев покачнулся и осел. Я физически чувствовал, как ломаю его волю и выкручиваю руку с пистолетом. Парабеллум упал на мраморный пол.

Лебедев застонал. Слепо шаря рукой по прозекторскому столику, схватил тонкий нож, похожий на узкое шило стилета. С минуту его воля боролась с моей, и он сдался. Держась обеими руками за рукоять, он резко всадил острие в свою грудь до самого основания. Роняя кровавую пену, он хрипел у моих ног, потом затих. Я достал из его вымоченного в крови френча перстень и поцеловал бескровные губы Анастасии…

* * *

После смерти Лебедева ложа „Неизвестных философов“ была разгромлена. Экстравагантная „Стелла Марис“ и элитарный „Крылатый Эрос“ — были ловушками Абакумова. Смерть Лебедева, „меченосца-наблюдателя“ сделала ненужным само их существование.

Все кружковцы были расстреляны или отправлены в бессрочную ссылку. Прошло полгода. Каждый день я ожидал ареста, пока не убедился, что бланк о добровольном сотрудничестве, подписанный мною в допросной камере на Гнездниковском, сгинул вместе с Лебедевым.

Я широко гастролировал по стране с сеансами исчезновения и материализации. Но все чаще во время выступлений со мной происходило нечто жуткое, не поддающееся моей воле. Вызывая материализацию предметов, которую зрители принимали за обыкновенный иллюзион, я видел внутри магического сундука голову Анастасии. Это было похоже на сумасшествие. Я не мог понять, действительно ли это моя сгущенная мысль, мой воплотившийся страх или галлюцинация безумца, доступная лишь мне одному.

Я помнил о том, что владелец перстня должен отыскать путь в Шамбалу. Но я боялся, что с исчезновением перстня, исчезнет мой дар и пьянящая власть над чудом навсегда покинет меня. Бездарный шарлатан, я уже давно разучился показывать самые обыкновенные трюки…»

* * *

Через несколько дней мы со Штихелем обследовали доки. Внутри затопленных секций можно было перебираться только вплавь. Изъеденные ржавчиной останки катеров и лебедок, ребра и остовы кораблей торчали из гнилой воды, как кости доисторических динозавров в устьях обмелевших рек. Выступающие из воды скелеты обросли мхом и ракушками. Здесь жило гулкое эхо и стойкий запах грибной плесени.