Книга Африканские страсти - Светлана Алешина

Вот тогда-то, когда отец находился на больничной койке, Андрэ и узнал, что у него есть еще одна родина. И что находится она гораздо севернее, и что вообще у него другая мать. Отец показал ему фотографию настоящей матери, Анастасии Горецкой. На снимке она показалась Андрэ очень красивой.

У Андрэ у самого начались трудности с работой – особо напрягаться он не привык, а у власти находились люди, которые не жаждали принимать его на теплое место. И мысль о том, что у него есть другая мать и страна, в которой, несмотря на кризис, все же лучше, чем в родном Конго, не давала ему покоя.

И он твердо решил уехать в Россию. Он надеялся на то, что его мать вспомнит о грехах своей юности и поможет ему устроиться в той далекой стране. Он рассчитывал устроиться в России переводчиком с французского.

«Хуже уже все равно не будет», – уговаривал он сам себя. В посольстве ему помогли отыскать Горецкую Анастасию Николаевну и дали адрес.

Город Тарасов ему понравился, и он решил остаться здесь. Посмотрев спектакль с участием Горецкой, Андрэ дождался ее у входа.

Он представился ей весьма прямолинейно:

– Здравствуйте, я ваш сын Андрэ.

Услышав это, Горецкая слегка побледнела, потом изобразила радость, но было видно, что на самом деле это лишь маска, скрывающая беспокойство.

Они встречались потом несколько раз, Анастасия Николаевна обещала помочь Андрэ с устройством на работу. Однако никоим образом не хотела признавать африканца своим сыном.

Тогда, в кафе, у них состоялся разговор, после которого Горецкая пришла к выводу, что ее сын не принесет ей ничего, кроме лишних проблем. Андрэ был слишком импульсивным и ко всему прочему каким– то наивным.

– Я хотел бы увидеть своих брата и сестру. Они же мне родные, – настаивал он.

– Нет, – испугалась Горецкая. – Только не сейчас. Мне надо им рассказать о тебе, они же ничего не знают.

– Хорошо, – протянул Андрэ. – Но я думал, что мы будем жить вместе.

«Этого еще не хватало», – подумала про себя Горецкая, но только улыбнулась и погладила сына по руке.

Андрэ говорил по-русски почти без акцента, и актриса поинтересовалась, где он так хорошо выучил язык.

– Отец дома часто говорил на этом языке, – объяснил он. – И я так думаю, что он станет мне в конце концов родным.

– Почему?

– Я бы хотел остаться здесь навсегда, – твердо заявил Андрэ.

– Обсудим это позже, – ушла от разговора Анастасия Николаевна.

«Мне надо от него отвязаться, – подумала она. – К тому же предвыборная кампания Ивана еще не закончена. У него слишком много противников, которые могут использовать эту историю».

С тех пор Горецкая стала избегать встреч со своим сыном. Не отвечала на телефонные звонки, а один раз ей даже пришлось выходить из театра через черный ход, чтобы не встретиться с Андрэ.

А он тем временем терпеливо ждал, когда его мамаша устроит его на работу, и проматывал свои деньги, которые привез из Конго.

Один раз он все-таки подкараулил свою мать и снова навязал ей неприятный для нее разговор о том, чтобы она, что называется, «впустила его в свою жизнь».

После этого разговора Горецкая серьезно задумалась о том, каким бы образом ей поскорее избавиться от этой обузы в виде сына. Андрэ, поняв в конце концов, что мать боится огласки, решил немного ее пошантажировать, но она просто не стала с ним разговаривать. Она выбежала из ресторана, в который они зашли пообедать. К тому времени Горецкая стала надевать парик и темные очки, когда встречалась с сыном, чтобы знакомые не узнали ее. Более того, ситуация осложнялась еще и тем, что ее сын Роман случайно на улице заметил ее с Андрэ и обвинил в любовной связи с ним. Это уже переходило все границы.

А Андрэ вышел из себя и, решив, что надо все выяснить до конца, в очередной раз пришел в театр. За два часа до встречи он принял наркотик из группы энергетических стимуляторов, чтобы более уверенно чувствовать себя в разговоре. Это было вечером пятнадцатого июля.

– Я не могу больше жить, ничего не делая, – начал он, как только они вместе с матерью вышли из театра. – У меня заканчиваются деньги.

– Не надо было транжирить, – резко парировала Горецкая.

– Ты же обещала мне помочь! Прошел уже месяц и даже больше, но ничего не изменилось. К тому же мне нужно российское гражданство. Ты должна признать во мне своего сына.

– Что? – от возмущения она просто позеленела. – Это невозможно! Карьера моего мужа полетит к чертовой матери!

– Муж тебя волнует больше, чем сын? – с отчаяньем воскликнул Амбесси.

– Конечно, – спокойно ответила Горецкая, – если бы не твой папашка, то я никогда бы не решилась тебя родить.

– Но я-то родился! Ты должна позаботиться обо мне!

– А по-моему, ты уже достаточно большой мальчик, чтобы самому о себе позаботиться, – возразила Горецкая.

Начинало темнеть. Они торопливо шли по улице, обмениваясь колкими фразами. Горецкую постепенно начала охватывать паника.

«Если об этом узнают – это же ужас!» В душе она уже сто раз прокляла себя за то, что послушалась тогда Дени и оставила ребенка. Он же говорил, что увезет его отсюда, и она никогда не услышит о нем!

Уже стемнело, когда они зашли в «Липки» и сели на скамейку.

– Я не могу уехать обратно, – глухо сказал Андрэ, – у меня нет денег на билет. У меня почти совсем не осталось денег.

– Я постараюсь достать, – не глядя на мулата, ответила Горецкая. – Какая сумма тебе нужна?

Он покосился на нее.

– Ты не поняла. Я не хочу отсюда уезжать. У меня здесь появились друзья, и мне с ними хорошо.

– Тогда пусть эти друзья о тебе и заботятся, – холодно заметила Горецкая.

– У меня есть мать, – твердо проговорил Андрэ. – Почему ты не хочешь знакомить меня с твоими детьми?

– Давай прекратим этот бестолковый разговор, – начала терять терпение Анастасия Николаевна. – О тебе никто не должен знать. Я тебе уже говорила об этом не раз. Ты – мое прошлое, которое мне надо забыть.

– Но ты же обещала!!! – буквально заорал Андрэ.

Он выхватил из-под куртки газовую косынку.

– Вот она, эта газовая косынка, про которую писал твой любовник Неводов. Об этом мне рассказал отец. Я запомнил эти стихи.

Мамина косынка легкая из газа,

И твоя слезинка заискрилась разом.

Улетела птицей легкая косынка.

На ладони нежной белая снежинка.

– Ну и что? – как можно более равнодушно спросила актриса, но голос ее чуть дрогнул.

– А то, что я на тебя рассчитывал…

– Я ничего не обещала, – вставая со скамейки, заметила Горецкая. – И не преследуй меня больше, пожалуйста.