Книга Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов - Арсений Замостьянов

– Хочешь воды? У меня не какая-нибудь бурда-мурда из-под крана. Настоящий боржом! Из бутылок в графин переливаю. Я наладил выпуск боржома, когда еще работал в Тбилиси!

Не дожидаясь ответа, Берия встал, вытер граненый стакан салфеткой и щедро налил боржому. Кавказское гостеприимство!

– Угощайся! Примешь сейчас стакан боржома – и вся беседа пойдет в нужном русле. Это для меня добрая примета. Ты веришь в приметы?

Пронин сделал несколько глотков. Да, настоящий боржом!

– В приметы? Да не верится как-то. Я в диамат верю.

– Молодец, товарищ Пронин. И в этом ты молодец. Будем верить в диамат и преодолевать трудности по мере их поступления.

И тут Берия оставил беззаботный тон и заговорил резче:

– Тепэрь о главном. Вы докладывали, что у наших врагов есть агент в Кремле. Кто он – неизвестно. Может быть, военный, может быть, рабочий, а может быть – чиновник. Я правильно понял?

– Правильно, Лаврентий Палыч. Показаниям Соколова можно верить. Соколов вообще – очень полезный для нас агент. Кроме показаний Соколова, есть и другие подтверждения версии о так называемом кремлевском предателе.

– Спасибо. Я читал доклады Коврова. Версия действительно правдоподобная. Вы считаете, что этот предатель может как-то себя показать во время пребывания Бронсона в Кремле?

– Это вполне возможно, Лаврентий Павлович.

– Я понимаю, что возможно. Об этом и речь. Я тебя прошу, Пронин, ты не показывай виду, что есть такой предатель. Что бы ни произошло. Этот скандал нам не нужен. Он нам просто вреден. Можешь даже устранить этого приятеля – черт с ними, с показаниями. Но – без шуму!

– Ситуация может сложиться так, что я...

Берия перебил его:

– Не подводи меня, Пронин. Не огорчай. Как бы ни сложилась ситуация – про кремлевского прэдателя никто не должен узнать, кроме наших. Ты, Ковров, я – и твои люди. Все. Намотать на ус – и не забывать.

Значит, ситуация усложняется. С предателем придется работать в белых перчатках. Получается не операция против Бронсона, а танец на праздничном столе, между хрустальных рюмок и фарфоровых тарелок. И танцевать придется с костылями!

– А теперь спешите, товарищ Пронин. Бронсон приедет через пятнадцать минут. Вы с пэрэводчиком должны встретить его в предбаннике. Там для вас организуют кофе. А то пэрэводчик мерзнет там на улице уже минут двадцать. Ну а потом – товарищ Сталин... Долгий дэловой разговор.

Пронин вышел из кабинета, в котором нарком собирался провести еще несколько часов – пока не завершится операция. Железнов все это время ждал его в приемной.

– Ну что, Иван Николаич?

– Веди меня куда положено. Кофе будем пить. Я в этих лабиринтах запутаюсь.

И снова проворный Железнов вел его по коридорам и галереям, заворачивая в подвальные переходы. Снова пахло древней сыростью, а еще – краской, горелыми проводами и кухней.

В предбаннике было тепло и светло. Пронин уселся на изящный диван. Перед ним на столике стоял кофейник с китайскими чашками вокруг. Какой-то старшина привел переводчика – как в воду опущенного, с выпученными глазами.

– Замерзли? Утро прохладное. Хлебните кофейку горячего, – засуетился вокруг него Пронин. – У вас сегодня хороший день, знаменательный день. Вы будете переводчиком товарища Сталина! Вам доверяют. Сейчас вам нужно одно: побороть волнение.

– Спасибо, Иван Николаевич. Действительно, холодновато.

Пронин с материнской заботливостью налил ему из кофейника кофе, и переводчик мгновенно осушил миниатюрную чашку – обжигаясь и покрякивая.

– Я б вам коньяку предложил, но инструкция запрещает... – посетовал Пронин и тут же подмигнул старшине. Старшина исчез и вскоре появился с блюдом бутербродов. Колбаса, красная икра, семга – целая гора закусок, украшенная веточками укропа.

– Перед работой надо подкрепиться. Не наесться до отвала, а именно подкрепиться. Чтобы мозги работали, чтобы думать не только о еде, но чтобы и в сон не клонило, – сказал Пронин и начал энергично, с треском пережевывать бутерброд с семгой.

– Прекрасно, они и маслом намазали. – Пронин отхлебнул кофе и принялся за второй бутерброд с той же семгой. – Питаться надо со смаком! – наставительно произнес он, не переставая жевать. – Вкусная гастрономия – великое дело! Самая роскошная кухня – наша, советская. Признаться, я гурман. И мне больших усилий стоит соблюдать умеренность. А то бы давно стал обжорой... Нельзя отказываться от мирских удовольствий... Товарищ Сталин всегда хорошо кормит сотрудников перед ответственной работой. Даже Мартин Лютер – большой скромник и аскет и, как никак, церковник – под старость лет придумал такие стихи:

Wer liebt nicht Wein und Weibe und Gesang,

Der bleibt ein Narr sein Lebelang!

Вот я английского не знаю, а по-немецки балакаю.

– Да, у вас прямо берлинское произношение! – сказал переводчик.

– Я могу привести русский перевод этих стихов – и даже в рифму:

Кому девы не любы, ни песнь, ни вино,

Тому жизнь прожить дураком суждено!

Недурно, правда? Так что ешьте колбасу, икру, пейте кофе. А семгу я съем сам.

Пронин, напустив на себя торжественный вид, подцепил третий бутерброд с красной рыбой.

Переводчик не отреагировал на шутку. Он пил четвертую чашку кофе и вяло жевал бутерброд с варено-копченой колбасой. Лязг челюстей заглушил тяжелый шаг Коврова.

– Что расселись, голубчики? Встреча в зале заседаний. Айда за мной!

Пронин и переводчик быстро допили-доели все, что оказалось под рукой, и побрели за Ковровым.

– Царскими лабиринтами вас проведу! Дорогой Малюты Скуратова! – усмехался тучный комиссар. – Здесь специально все так построено, чтобы враг не нашел дороги к царю. Некоторые так и умирали от голода, не найдя выхода из лабиринта. Мы иногда находим здесь бренные останки. Ну, конечно, сдаем в медицинские институты, для опытов.

«Врет Ковров, заливает, как Троцкий. Для опытов он косточки сдает! Вот краснобай-то. Ничего, пущай отвлекает переводчика страшными историями. Ему полезно отвлечься».

– Ты, товарищ Ковров, еще про Тунгусский метеорит расскажи. Как оттуда наши инопланетные товарищи вываливались живые и невредимые. А ты их в медицинский институт сдал, для опытов.

– Вот всегда он задирается! – Ковров повернулся к переводчику. – Ни в грош не ставит уважение к старшим... Останки здесь мы находили не раз. Не веришь – можешь навести справки. Об этом даже в газетах писали.

– В газетах и про библиотеку Ивана Грозного писали.

– А ты и в нее не веришь? Ты темный человек, Пронин! Тертый профессионал, но темный, непросвещенный человек!

Препирательства продолжались еще минут пять – и оттаявший переводчик даже улыбнулся. Возможно, именно этого и добивался Ковров своей болтовней. Вот, наконец, длинный коридор в бывшем здании Сената. В лица охранников Пронин поневоле вглядывался с подозрением. Ковров усадил Пронина и переводчика в удобные кресла возле длинного стола.