Книга Авианосцы адмирала Колчака - Анатолий Матвиенко

Выслушав терпеливо очередной поток задумок по поводу совершенствования взлетающих с палуб машин, а Григорович к тому времени не создал ни одной, адмирал вежливо расспросил о судьбе Г-12.

— Верите ли, Александр Васильевич, на деле вышел отличный самолет с грустной судьбой. Не с кем ему воевать. Пробная эскадрилья летала на севере Франции у Врангеля, но без особого блеска. Там через узкий пляж к Дюнкерку шли толпы британцев, которых мешали с песком полевые гаубицы. Получилось дешевле, а главное — пушки стреляют издалека, они в безопасности. Две машины сели в английском расположении, итог печален и ясен. После на разведку летали «Сикорские», а бомбить перестали вообще.

— Вот как! Но ведь сам Александр Михайлович вам протекцию составили. Неужто казна больше не заказывала их?

— Отчего же. Эскадра в двадцать штук есть в столичном округе, четыре в Либаве на гидропланном шасси. Германцы на «Цеппелине» вон что затеяли — машину куда больше довоенного «Муромца», пятимоторный бомбардировщик на две тонны бомб. Дабы летать на Лондон с аэродрома под Кале.

— Дмитрий Павлович, великий князь желают больше авианосцев и самолетов. А если Г-12 как палубный приспособить?

Григорович виновато глянул на рождающееся в муках детище — истребитель. Там уже и головка показалась, осталось только вынуть его из чрева, пуповину отрезать и услышать крик. А здесь сыро, зато в качестве приза — заказ на главные ныне в России самолеты, палубные торпедоносцы. Велико искушение, невозможно ему противиться.

— Тяжел. Очень большие разбег и пробег. Корабль понадобится длиннее дредноута. Обождите недельку, Александр Васильевич. Подумаю я.

Разговоры о новом, более мощном носителе торпед доползли и до Сикорского. Мягкий с виду человек встрепенулся — у С-22 появится соперник. Правильный выход один: тот соперник обязан быть тоже из конюшни Игоря Ивановича! Коллеги-конкуренты увязли в чертежах, синьках и логарифмических линейках, таких мирных предметах, пока продукты умственного труда не превратятся в оружие и не попадут на фронт.

У Отдельного корпуса жандармов были другие задачи, и ни на день не прекращалась война, глазу невидимая. Получив общего врага, жандармы и военная контрразведка медленно налаживали отношения с германскими коллегами. И это принесло плоды. Летом 1916 года граф Татищев, расхлебывавший последствия либерализма Джунковского на посту командующего корпусом, получил сообщение из Берлина. Кайзеровская разведка узнала, что секретная служба Великобритании MI-6 готовит подрывные действия, способные ослабить Россию изнутри. А именно — засылку революционеров-экстремистов левого толка, снабженных оружием и деньгами.

Указывался даже путь следования — через нейтральную Швецию в Гельсингфорс, в слишком уж автономное финское княжество России, оттуда в Санкт-Петербург. Граф заколебался. Допустить перечисленных господ в столицу опасно. Они вольются в существующие левые партии, станут публичными лидерами, тогда ликвидировать их тихо не выйдет — поднимется изрядный шум. Советоваться с Государем по поводу революционеров — также не выход. Тот поделится мыслями с Аликс и может запретить решительные меры. Возможно, иной человек, справлявший главную жандармскую должность страны, поступил бы осторожно, с чиновничьей мудростью. Здесь левым просто не повезло.

У Дмитрия Николаевича Татищева сложилась удивительная карьера. В совершенно короткий срок он превратился из заурядного поручика в губернского предводителя дворянства, а потом и Ярославского губернатора, действительного тайного советника. А все потому, что при начальниках средних и высоких он служил помощником по особым поручениям, привыкнув дела щепетильные решать особым же способом. Жизнь заставила вспомнить навыки молодых лет и отбросить щепетильность.

— Ваше превосходительство, штабс-ротмистр Гершельман по вашему приказанию прибыл!

— Проходите, Сергей Дмитриевич, присаживайтесь. Разговор долгий предстоит. Как, кстати, здоровье батюшки?

Генерал-лейтенант Дмитрий Константинович Гершельман, в прошлом начальник штаба жандармского корпуса, давно на пенсионе. Для генералов, привыкших к действию, а не покою, отставка хуже смерти.

— Благодарю, ваше превосходительство. Не хворают.

— Славно. Для вас, Сергей Дмитриевич, как офицера, находящегося в начале карьеры и сына моего старого товарища, я приготовил доверительное, а главное — весьма щекотливое задание. Вам знакома фамилия «Ульянов»?

— Так точно. Брат казненного террориста Александра Ульянова, левый социал-демократ. Проживает в эмиграции.

— Замечательно быть молодым. У вас не память — картотека ходячая. Поступили сведения, что означенный господин Ульянов в течение месяца прибудет в Россию с самыми что ни на есть подрывными целями.

— Установить наблюдение и при злоумышленных происках задержать? Виноват, ваше превосходительство, однако я в конной жандармерии. Чем могу быть полезен?

— В том-то и соль, Сергей Дмитриевич, нельзя допустить его в Санкт-Петербург. Здесь он навербует сторонников в Советах и станет как Чернов — публичный деятель, арестовать его запросто не выйдет, ибо новые забастовки и волнения нам ни к чему. Ульянов замышляет единственное злочиние — свержение монархии, и когда он к нему приступит, будет поздно. Иностранные коллеги считают его исключительно опасным типом. Поэтому никакого дознания и суда. Он приедет в Гельсингфорс и должен остаться в нем навечно.

— Стало быть, я обязан его уничтожить, — понял наконец Гершельман. — Без письменного приказа и, так сказать, приватно. То есть как уголовный преступник.

— Именно! Тем паче при нем будет изрядная сумма денег. Ежели сможете обставить как заурядное ограбление, Отечество будет вам весьма признательно.

— А если попадусь?

— Ничем помочь не смогу, извините. Разве что после, когда вас осудят. Побег, смена документов. Посему, Сергей Дмитриевич, на свой страх и риск. Отдельный корпус к делу отношения не имеет и знать не знает. Оттого не могу обратиться к тамошнему полицмейстеру. В вас же не сомневаюсь, вы человек грамотный, ловкий и… — Тут граф сделал многозначительную паузу. — И честолюбивый! Надеюсь, сей шанс не упустите. Разумеется, оружие и деньги я вам выдам. Можете привлечь верного человека, но не более чем одного. Могу я на вас положиться?

— Так точно, ваше превосходительство!

— Тогда берите папку с бумагами на Ульянова. — Татищев хотел добавить «и с Богом», но сдержался. При очевидной полезности задания для страны божеским назвать его трудно.

Гершельман, окрыленный и озадаченный одновременно, выпорхнул из Петербургской жандармской штаб-квартиры на улице Фуршадской, а командующий корпусом начал выстраивать следующую ловушку социал-демократам на случай, ежели штабс-ротмистр провалит задание.

Известие из Лондона, пришедшее через неделю, превратило одиночную акцию в крайне трудное задание. Татищев предполагал, что Ульянов может ехать не один, а в сопровождении двух-трех революционеров, оттого и рекомендовал Гершельману избрать помощника. Однако германский список, частично подтвержденный собственной русской агентурой, получился угрожающе большим. О господах, ранее в поле зрения жандармерии не попавших, доложил начальник штаба корпуса полковник Никольский: