Книга Борт С-747 приходит по расписанию - Фридрих Незнанский

— Раньше здесь было одно сельпо со ржавой селедкой, а сейчас целых три магазина, — рассказывал младший лейтенант. Он так радовался, будто наступившее изобилие — его рук дело.

Машина довезла Корешкова до контрольно-пропускного пункта. Андрей вышел, а «уазик» поехал в гараж.

Близость Севера здесь чувствовалась — скоро белые ночи. Сейчас светло почти как днем, а ведь уже половина восьмого. Корешков знал, что начальник колонии его ждет, — это обговорено заранее.

Лагерная зона была окружена тремя рядами колючей проволоки. На углах стояли караульные вышки с вооруженной охраной. Андрей увидел, как по территории прошел охранник с овчаркой.

Когда Корешков вошел в помещение КПП, входная дверь за ним автоматически закрылась. Была закрыта и другая дверь, ведущая на территорию. Находясь в этом закутке с двумя закрытыми дверьми, Андрей почувствовал себя совершенно беспомощным — один и никуда не вырваться. Поэтому он вздохнул с облегчением, когда дежурный офицер, проверив документы, выпустил его — пусть даже в колонию. Возле дверей его поджидал солдат, который проводил Корешкова до помещения, где находился кабинет начальника колонии. На дверях кабинета висело объявление: «Заключенным без вызова не входить». Секретарши или кого-нибудь в этом роде в приемной не было. Андрей постучал.

— Да, да, входите! — раздался глуховатый голос. Тут же дверь открылась, и перед Андреем предстал хозяин кабинета: невысокий, гладко выбритый и аккуратно подстриженный майор. Это был начальник колонии Фальковский. Он радушно принял московского гостя. Усадил, сделал чай, снял салфетку с тарелки — там лежали бутерброды с колбасой и с сыром.

После обычных в подобных случаях разговоров — как доехали да как в Москве погодка — Андрей рассказал, что именно его привело сюда. Назвал даты, когда в этой колонии находились Вершинин и Потоцкий.

— Я в то время служил в другом месте. У нас вообще, по-моему, нет таких, кто бы так давно здесь работал. Может, кто-то из вольнонаемных. Да и то сомнительно.

— Неужели нет никаких зацепок, с кем они тут могли столковаться? — упавшим голос спросил Корешков. — С кем-то, кто мог их к делу пристроить. Может, посмотреть в архиве?

— Не, архивы тут ни при чем. В таких случаях нужно потолковать с кем-то из ветеранов.

— Давайте потолкуем.

— Их не очень-то много. Я, например, знаю только одного. Живет в поселке. Конечно, он на пенсии. Но в охране он протрубил с чуть ли не шестидесятого года.

— Старенький?

— Да уж не молодой.

— В маразме?

— Чего нет, того нет, — горячо заговорил Фальковский. — Память у него отличная. Иногда такие подробности помнит, что просто диву даешься. Здоровьем тоже бог не обидел. Кочергу узлом завязать может. И развязать тоже.

— Так можно с ним поговорить? Вы представите меня ему?

— Будет сделано. У вас в пакете что? Шило?

— В смысле? — не понял Андрей.

— Ну, спирт, водка?

— А-а, да. Это я вам привез. Московский сувенир.

Он вручил пакет майору. Тот сразу посмотрел его содержимое — две бутылки хорошей водки.

— Сувенир что надо, — похвалил Фальковский и сказал: — Если это мне, то огромное спасибо. Но вот что я хочу сказать. Я до водки всеяден, мне любая нравится. А вот Дорожкин, к которому мы сейчас пойдем, хорошую водку ценит. Если вы ему такую бутылку проставите, а возможно, и вторая понадобится, то сможете направлять беседу в то русло, которое вам необходимо. В знак благодарности он тогда ответит на все вопросы. Даже, думаю, много спрашивать не придется. Все выложит, что знает.

«Беда будет, если он мало знает», — подумал Андрей, но вслух ничего не сказал.

— Значит, сделаем так, — сказал майор, вставая. — Гостиницы у нас в поселке нет. Кто приезжает навестить родственников, те живут в райцентре или останавливаются здесь у частников. Многие сдают комнаты. Вы остановитесь у меня. У нас места хватит, жена уже комнату подготовила.

— А когда же зайдем к Дорожкину?

— Сейчас и зайдем. Он недалеко от меня живет. Да тут все близко. В поселке живет около четырехсот человек, в основном бывшие заключенные и охранники. Административно он подчиняется не области, а Главному управлению исполнения наказаний Министерства юстиции. Поэтому у нас тут лучше, чем в других местах, — свет есть, при желании даже Интернетом можно пользоваться…

Они вышли с территории колонии. Возле КПП их поджидал тот самый «уазик», на котором Корешков приехал сюда из Перми. Буквально через пять минут машина остановилась возле бревенчатого домика, перед которым расположился маленький палисадник с кустами сирени. С левой стороны была сделана пристройка с высоким крыльцом.

— Вы подождите здесь, — сказал Фальковский. — Пойду предупрежу хозяина. Он ведь мужик с закидонами. Ты, Вислов, можешь ехать, — отпустил он водителя.

Начальник колонии скрылся, оставив открытой и калитку, и дверь, и вскоре появился на крыльце с высоким стариком. Тот был в растянутых тренировочных штанах и майке-безрукавке. Оба предмета туалета были неопределенного серо-зеленоватого цвета. На плечи старика наброшен камуфлированный бушлат, тоже видавший виды.

Сначала Фальковский представил хозяину Андрея. Сделал это весьма сдержанно. Потом вдруг просиял и со слащавым видом протянул:

— А это наш Трофим Тимофеевич Дорожкин — живая легенда. Все-то он знает, все-то он помнит. Ему бы только книги писать. Цены бы им не было.

Славословия начальника старик слушал с непроницаемым лицом, не пытаясь его остановить. Когда у того поток красноречия иссяк, Дорожкин коротко кивнул Андрею:

— Заходите.

— Когда освободитесь, милости прошу ко мне. Вон она, моя хибара — по диагонали. — Майор показал рукой на выглядывавший из-за голубого забора дом с шиферной крышей. — Тут не заблудитесь. У меня там собака, так вы нажмите звоночек, я открою.

Поблагодарив начальника колонии за помощь, Андрей вслед за хозяином прошел в дом. Они миновали освещенные тусклой лампочкой сени и очутились в скудно обставленной комнате: выкрашенный коричневой масляной краской платяной шкаф, допотопная кровать с никелированными шишечками, между окнами примостился стол, накрытый растрескавшейся клеенкой, пара табуреток. Возле печки стояла единственная новая здесь вещь — свежевыструганная лавка. На ней лежало импортное помповое ружье. Вещь дорогая и редко встречающаяся даже в более цивилизованных местах.

Когда Андрей выставил на стол бутылку «Столичной», взгляд хозяина заметно потеплел. Он достал хлеб, картошку в мундире, сказав: «Она еще теплая», очистил и нарезал крупными кусками селедку, вид которой вызвал у Корешкова сомнения насчет ее свежести. Поставленные стаканы явно не были стерильными. «Но чего только не сделаешь для пользы дела», — с грустью подумал Андрей, разливая в них водку.

После первого стакана Дорожкин сразу заметно подобрел, стал разговорчив, охотно отвечал на все вопросы.