Книга Калейдоскоп жизни - Всеволод Овчинников

«Проект Икс» ставит целью воодушевить нацию напоминанием о творцах послевоенного экономического чуда, о полководцах и рядовых битвы за мировое первенство, опять возвеличить ценности, которые средства массовой информации поторопились назвать «устаревшими» в эпоху застоя. Документальный сериал, неожиданно ставший властителем умов, воспевает коллективизм, целеустремленность и настойчивость. Он призывает японцев вновь взяться за руки и поверить в себя.

Поражаясь отклику, вызванному этим призывом, вижу поучительный пример для российских СМИ. Думаю, что коллеги поймут меня правильно. Я отнюдь не за возвращение к агитпропу северокорейского образца. Но не хватит ли гнать одну «чернуху»? Люди истосковались по тому, что способно воодушевлять, звать вперед, объединять ради общенациональной цели.

Кстати, чутко уловив настроение народа, создатели «Проекта Икс» не только творят добро для страны, но и делают при этом хорошие деньги.

Часть 4. Запад — дело тонкое

Третье погружение

После семи лет работы в Китае и семи — в Японии меня назначили членом редколлегии и поручили руководить отделом развивающихся стран. Это существенно расширило мой кругозор. Ведь, кроме Азии, в мои обязанности стало входить освещение Африки и Латинской Америки. Довелось поездить там, воочию увидеть жизнь далеких экзотических стран.

Но кратковременные командировки лишь разжигали желание вернуться к тому, что после «Ветки сакуры» стало моим журналистским кредо. Захотелось создать еще один психологический портрет зарубежного народа, чтобы показать отличительные черты уже не восточной, а западной цивилизации.

Сделать это было удобнее всего на примере американцев или англичан. Соединенные Штаты всегда считались самой важной страной. Освещать ее надлежало американисту-профессионалу. Мне удалось получить назначение в Англию. До приезда в Лондон я был убежден, что третье погружение в новую страну пойдет легче и быстрее, чем это было в Китае и Японии. Все-таки, думалось мне, Европа более близка и понятна русскому человеку, нежели Азия. Оказалось же, что к английской жизни подступиться даже труднее.

Хотя в моей третьей стране языковой барьер не служил столь серьезной помехой, там не был подспорьем и языковой мост. В Пекине или Токио порой было достаточно прочесть вслух иероглифическую надпись на картине, процитировать какого-нибудь древнего поэта или философа, чтобы разом расположить к себе собеседников, вызвать у них интерес к «необычному иностранцу», завести знакомства.

А разве может сулить подобные дивиденды английский язык, на котором, как полагают на Британских островах, говорят все образованные люди? Словом, у меня, востоковеда, оказавшегося в Лондоне, не выходил из головы перефразированный афоризм: «Запад — дело тонкое…»

Попадая в незнакомую страну, прежде всего стремишься слиться с уличной жизнью, завязать разговор с попутчиком в автобусе, с соседом на садовой скамейке. Но в Лондоне убеждаешься: английская улица не живет собственной жизнью. Она лишь русло, по которому должна беспрепятственно течь человеческая река. Поэтому диалог с незнакомым прохожим, на взгляд британцев, столь же неуместен, как попытка флиртовать с водительницей соседней автомашины на перекрестке перед светофором.

Обзаведясь наконец первыми знакомствами, переступив заветный порог того, что местные жители называют «мой дом — моя крепость», убеждаешься: даже разговор за семейным столом дает для углубленного понимания страны гораздо меньше, чем ждешь. Часто остаешься в неведении, с кем ты оказался под одной крышей. Тут мало распространен обмен визитными карточками, непременный у японцев, стремящихся получить при встрече максимум сведений друг о друге.

Англичанин избегает говорить в гостях о главном деле своей жизни, особенно если он чего-то достиг в своей профессии. Он предпочитает искать общие интересы с собеседниками, ведя речь об увлечениях и забавах, о том, что на Британских островах именуют «хобби».

Автор нашумевшей пьесы будет рассказывать о новом методе подрезания роз. Директор банка в Сити предстанет страстным коллекционером старинных часов. Телевизионный комментатор по проблемам профсоюзного движения проявит любопытство к методам тренировки российских гимнастов.

Роковая для зарубежного журналиста местная особенность: даже при контакте после знакомства трудно рассчитывать на серьезную беседу о том, что тебя в данном человеке больше всего интересует. Англичанин придерживается правила «не быть личным», то есть не говорить за столом о своих делах и профессиональных проблемах.

Считается дурным тоном неумеренно проявлять собственную эрудицию. На гостя, который постоянно стремится завладеть общим вниманием, в лучшем случае посмотрят как на эксцентрика, в худшем — как на человека, плохо воспитанного. Так что расчеты блеснуть знаниями и юмором не сулят лавров.

Англичане не тянутся к чужеземцам, хотя и не чураются их. Однако при своей замкнутости обитатели Британских островов отнюдь не черствы, скорее отзывчивы. Особенно к беззащитным существам вроде потерявшихся собак или заблудившихся иностранцев. Можно остановить на улице любого лондонца и быть уверенным: не считаясь с временем, он окажет посильную помощь.

Часто иностранных туристов вводит в заблуждение легкость, с которой им удается заговорить с английской девушкой. Она отвечает на вопросы просто и дружелюбно, словно старому знакомому. Но не следует обольщаться. Она готова помочь иностранцу так же, как, скажем, перевести на другую сторону улицы слепого старца. Охотно покажет приезжему дорогу, даже доведет до нужного театра или отеля. Но тщетно приглашать ее провести вечер вместе или договариваться о новой встрече.

Англичан нередко называют чопорными. Видимо, потому, что они не терпят вмешательства в их частную жизнь. Они и сами не суют нос в чужие дела. Ключевой чертой их характера я бы назвал не чопорность, а деликатность. Изучать их трудно: одно резкое движение — и англичанин, как черепаха, тут же прячет голову под панцирь.

Свобода как порядочность

За полвека работы в журналистике мне довелось прожить одиннадцать лет среди китайцев, семь лет среди японцев, пять лет среди англичан. Иногда меня спрашивают: повлияло ли столь долгое общение с ними на мой характер?

Я отвечаю на подобный вопрос утвердительно. Все три перечисленных народа наложили на меня свой отпечаток. Причем наибольшее воздействие оказала ключевая национальная черта каждого из них. У китайцев — это почтительность, у японцев — верность, у англичан — порядочность.

Для англичанина порядочность — это умение понимать свободу не как вседозволенность, а как сознательное самоограничение (лондонцы говорят: «Свобода чужого кулака должна кончаться там, где начинается свобода моего носа»). Мы ошибаемся, полагая, будто понятие «Свобода» выражается в английском языке словом «фридом» (что, скорее, означает вседозволенность). Свобода же, по-английски, — «либерти».

Что же касается порядочности или корректности, то именно эти качества англичане считают первоосновой гражданского общества. Проявлять их тем более необходимо, чем выше поднимается человек по общественной лестнице. Старый, преданный слуга или подчиненный может наедине с хозяином или начальником допустить некую фамильярность. Но обратного, не говоря уж о грубости, хамстве вышестоящего к нижестоящему, не бывает никогда.