Книга Фантом памяти - Александра Маринина

- Извините, ради бога, но я заблудился в лесу, и вашадочь любезно помогла мне выбраться оттуда. А сейчас я попросил ее показать мнеместо, где можно отдохнуть и обсохнуть.

Женщина мягко улыбнулась.

- Это далеко. Зайдите к нам, обсохните, отдохните. Якак раз собиралась кормить детей ужином.

Я с благодарностью принял предложение. И в самом деле, идтикуда-то далеко у меня уже не было сил, а женщина мне понравилась... Она и всамом деле была очень красивой. И голос у нее такой приятный, чуть бархатистый,и в то же время в нем явственно проскальзывали звучные ноты. Словно виолончельв дуэте с альтом. Именно такой дуэт я непременно хотел вставить в свою новуюоперу, которую надеялся все-таки написать за время послебольничного отдыха.

Я вошел в гостеприимно распахнутую дверь. Да, небогато живетмоя новая знакомая. Мебель старая, хотя и старательно вычищенная, такстарательно, что кое-где даже краска облезла. Выцветшие обои стыдливозамаскированы множеством вставленных в дешевые рамочки репродукций. Я заметил инесколько картин, настоящих и весьма, на мой взгляд, недурных. И ни однойфотографии.

- Меня зовут Анна, - хозяйка протянула мне руку. - А выможете не представляться, я вас узнала. Между прочим, как раз вчера потелевизору показывали ваш последний мюзикл "Падший ангел".

Я прикоснулся к ее пальцам и невольно содрогнулся: они былиледяными и какими-то безжизненными. Словно тихий и протяжный звук трубы средибуйства рояля и струнной группы.

- И как вам понравился мой "Ангел"? - ябрякнул первое попавшееся, чтобы скрыть смущение, хотя обычно никогда не задаютакого вопроса. Что толку спрашивать? Даже если человеку не понравилась моямузыка, он все равно из вежливости начнет петь дифирамбы.

- Музыка очень понравилась, а все остальное - нижевсякой критики, - со спокойной улыбкой ответила Анна. - Идемте со мной, япокажу вам, где ванная, и дам чистые полотенца и теплый халат.

Интересно, что это ей могло не понравиться, если к музыкенет претензий? В мюзикле главное - именно музыка, ну еще вокал, но с этим,насколько я знаю, все обстояло благополучно, во всяком случае, в тойпостановке, которую делали для телевидения. Я был на нескольких репетициях, ите голоса, которые слышал, меня более чем устраивали, если только к моментузаписи исполнителей не заменили. Так что же ей не понравилось?

Мысли текли так же вяло и неспешно, как и не слишком горячаявода из старенького душа. Да, согреться в этой ванной мне, видимо, не придется.Ни напора, ни настоящего тепла.

Я тщательно растерся давно полысевшим, но в прошлом махровымполотенцем, закутался в халат, развесил в ванной свою сырую одежду и вернулся вкомнату, которая, как мне представлялось, выполняла роль гостиной. Анны небыло, а ее дочь - девочка в солнечно-желтом свитере - сидела в углу на полу вточно такой же позе, в какой я видел ее в лесу. "Почему на полу? -удивленно подумал я. - В комнате есть диван, несколько стульев и два кресла, ивсе пустые".

- Тебя как зовут? - бодро спросил я.

- Лаки, - глухо откликнулась та.

- Лаки? По-английски это означает "счастливая,удачливая". У тебя хорошее имя.

- Лаки - это сокращенное от Лакримозы. Некоторые зовутменя Римой, некоторые - Мозой или просто Озой. У меня много имен.

Она говорила, не поднимая головы, и голос ее уходил куда-тов пространство между коленками. Господи, да кому же пришло в голову даватьребенку такое имя, которое в переводе с латыни означает "Слезная"?Неужели она с самого рождения все время плакала? Мне вдруг стало до боли жальэту хрупкую медлительную девочку и захотелось сказать ей что-нибудь ободряющее.

- Ну ничего, вот вырастешь - у тебя останется толькоодно имя: Лаки. И ты будешь счастлива и удачлива во всем.

- Когда я вырасту, у меня будет совсем другое имя.

- Почему? - удивился я.

- У нас только взрослые имеют настоящие имена. А детейвсе называют по особенностям характера или внешности. Такие детские прозвища...А когда ребенок вырастает, ему дают нормальное имя. У нас так принято. И у меняпотом будет нормальное имя. Если я доживу.

Боже мой, да что она такое говорит?! Как девочка в ее-тогоды может произносить такие страшные слова? "Если я доживу". Можетбыть, она неизлечимо больна и знает об этом? Отсюда и подавленность, имедленные движения, и голос, лишенный выразительности.

- Ты чем-то болеешь? - участливо спросил я.

- Нет, я совершенно здорова. Душа не считается.

- А что с душой?

- Болит. Болеет. Пойдемте на кухню, там мама ужинприготовила.

И снова я обратил внимание на то, как тяжело, без обычнойподростковой резвости, поднялась она с пола.

После маленькой гостиной кухня показалась мне огромной, но издесь повсюду виднелись приметы старательной и опрятной бедности. Кажется, ниодин предмет не был куплен за последние полвека, вся утварь, тарелки и приборыбыли точь-в-точь такими же, какие я видел в раннем детстве у своей бабушки икакие уже давно не производят и не продают. Да и бабушка, помнится мне,сетовала на то, что все это уже совсем старое, и, уговаривая меня хорошоучиться в школе, частенько повторяла: "Вот вырастешь, начнешьзарабатывать, купишь мне в подарок новую посуду, а то я на эти тарелки ужесмотреть не могу, всю жизнь у меня эти розовые цветочки перед глазами".Получается, что Анна за всю свою жизнь не приобрела для кухни ни одного новогопредмета, ведь ей на вид лет тридцать пять - тридцать восемь, не больше.Неужели у нее такие стесненные условия? Интересно, сколько у Анны детей? Онасказала, что собирается кормить детей ужином, значит, кроме грустной Лакримозы,у нее есть по меньшей мере еще один отпрыск. Ну и зачем было рожать двоихдетей, если жить не на что? Все-таки странные существа - женщины!

Запахи, однако, витали в кухне более чем просто аппетитныевосхитительные. Можете мне поверить, я хорошо знаю, как пахнет запекаемое соспециями парное мясо и как пахнет мясо перемороженное. В этой кухне готовилосьименно парное. В гости меня не ждали, стало быть, Анна покупает такие дорогиепродукты для себя и детей и при этом ест из тарелок столетней давности, сполустертым рисунком и щербатыми краями.

А сама Анна, между тем, нравилась мне все больше и больше.Сидя за столом и наблюдая, как она режет свежие овощи и украшает ими тарелки ссолидными порциями мяса, я отметил изящество и экономность ее движений,горделивую осанку, длинную шею и четкую, совершенную линию подбородка. И даже,следуя давней, еще с юношества, привычке, представил себе ее полностьюраздетой, ориентируясь на те формы, которые угадывались под узкими брючками иоблегающим свитером. Собственно, при такой одежде ничего особенно иугадывать-то не нужно было, все на виду. А тарелок-то, на которые разложеномясо, между прочим, шесть. Анна, Лаки, я и... Неужели еще трое детей? Лихо!Или, может быть, здесь ждут к ужину гостей?