Книга Я родом из СОБРа - Сергей Зверев

– Ты на лес не смотри, – наставлял его капитан Агафьев. – Там мы БТР и БМП поставили на прямую наводку и под перекрестный огонь. Роту за минуту уложим, если что. Да они из леса-то и не пойдут. Понимают, что если он ближе к нам расположен, то и внимание ему особенное будет. Ты на поле смотри. Там прятаться сложней. Но ползком и перебежками подобраться могут. Подтащат миномет и ахнут по расположению, а кто за все это отвечать будет? Так я тебе скажу, чтобы ты не мучился зря... Ответит за все это сержант Деревянко перед военным трибуналом. Ты меня понял? Вот тебе журнал, распишись за то, что я довел это до твоего сведения.

Капитан Агафьев любил, чтобы солдат понял до глубины души поставленную перед ним задачу. Спать сержанту Деревянко не хотелось совершенно.

Ровно в три сорок по московскому времени сержант заметил группу людей, приближавшихся со стороны поля к расположению батальона. Качество изображения «Ворон» давал отличное. Деревянко мог легко пересчитать их, но делать этого не стал. Передав прибор напарнику, сержант торопливо шепнул в ухо отдыхающей смене, то есть бойцу, который придремал на сваленных солдатских бушлатах прямо в вырытом окопчике: – «Духи»!» – и нервно крутнул ручку проводного телефона.

Рядовой Бармантаев успел к своей пушке одним из первых. Да он и не особенно торопился, так как сидел рядом с ней и пил чай с конфетами с дежурной сменой из своего взвода. Он так и не смог уснуть, несмотря на тяжелые, проведенные в карауле сутки. Страшные глаза чеченца возникали перед ним снова и снова, как только он смыкал веки. В паху все холодело от того, что остро отточенный клинок может коснуться его члена. В конце концов он не выдержал, поднялся, тихо оделся, переспросил цифровой пароль на эту ночь и вышел из палатки.

Часовые на батарее только сошлись вместе для короткого перекура. Серик прихватил горячий чайник у дневального и горсть конфет для своего земляка, который сейчас мерз на холодном ветру возле пушек. Вполголоса назвав имя земляка на бурятском, Серик осторожно, чтобы не расплескать чай, подошел к двум темным фигурам и присел на станину орудия.

Они только пригубили восхитительно горячую темную жидкость, как в расположении батареи тихо тренькнул полевой телефон.

– В ружье! – страшным шепотом проговорил земляк прямо в лицо Бармантаеву, который замер с кружкой в руке. – Батарею подняли в ружье! Кто-то идет к нам с восточной стороны. Сейчас все наши будут здесь. Давай к своей пушке!

Еще днем командир батареи раздал сержантам листочки бумаги с координатами целей, показал их на местности и потребовал заучить их наизусть в случае ночной стрельбы. Командиры орудий, в свою очередь, потребовали этого от наводчиков. Сам Серик не любил стрелять ночью. Не было видно местности и полета снаряда, который на долю секунды замирал у среза ствола, а потом огненным страшным стремительным шариком отправлялся разрушать и ломать все подряд, выполняя волю Бармантаева. Это очень нравилось ему, и к нему приходило ощущение удовольствия. Серику казалось, что это он сам вытягивает свой огромный кулак и точно попадает в цель. Но сегодня ночью он этого не увидит.

– Группа людей числом около двадцати человек приближается с восточной стороны к нашему расположению. Командир батальона принял решение поставить заградительный огонь. Стрелять будем бронебойными, чтобы осколками этих м...ков не покосило. По местам! – шепотом распорядился командир батареи с телефонной трубкой в руке и на память назвал координаты.

«Зачем заградительный? – удивился солдат. – Их же надо всех убивать, они сегодня меня чуть не убили». Серик вздрогнул. Перед его глазами снова возник блестящий клинок, описывающий круги и приближающийся к животу. То, что он сделал в следующее мгновение, карается в военное время расстрелом. Лучший наводчик батареи Бармантаев, про которого комбат говорил: «Чурка-то он чурка, но как стреляет, сволочь», сжал челюсти и слега шевельнул рукой. На неощутимые доли миллиметра ствол пушки поднялся, и прицел орудия сдвинулся ровно на сто метров вперед.

* * *

Рамазан пошел вперед по улице, раздумывая над тем, кто бы это мог приехать из русского батальона и для чего. Его догнал возбужденный Тимур.

– Ты видел, как этот чурка обосрался? Я хотел только по щеке ему полоснуть, чтоб запомнил. А тот урод из машины вряд ли бы стал стрелять. Он тоже обосрался! – и товарищ Рамазана довольно улыбнулся.

– Выстрелил бы тот, не выстрелил... Так нельзя рисковать. Тем более что у нас оружия нет. Да и не знаем мы, для чего они приехали. Скорей всего, с нашими договариваться будут.

– Слушай, Рамазан, ты как хочешь, а я пойду сегодня ночью. У меня брата с семьей расстреляли, ты знаешь. И после этого я буду на этих сволочей спокойно смотреть? Никогда! А может быть, тот самый урод и стрелял в него!

Рамазан смолчал. Он, конечно же, знал эту историю. Месяц назад брат Тимура повез свою жену в больницу, в Грозный. Уже стемнело, и по дорогам передвигаться было опасно – не из-за угрозы, исходящей от боевиков, а из-за возможности получить пулю от русских. Дело было в том, что личный состав блокпостов, расставленных на узловых перекрестках федеральной трассы и городов в республике, при ночном нападении мог рассчитывать только на себя. Любая военная колонна, высланная на помощь, обстреливалась или уничтожалась. Поэтому в темное время суток блокпост превращался в крепость с круговым обстрелом, и солдаты, уже имевшие печальный опыт ночных нападений, предпочитали палить на поражение первыми по всему, что движется.

При приближении к блокпосту в темное время суток необходимо было снизить скорость до 30 км, включить свет в салоне и держать руки на виду. В старом «жигуленке» чеченца лампочкой в салоне никогда не пользовались, да он и не вспомнил про нее, когда на приличной скорости подскочил к перекрестку. Он все время оглядывался на жену, которая бредила, не переставая, на коленях у матери на заднем сиденье. Воспаление легких пытались вылечить дома подручными средствами, но температура не падала, и женщина уже не приходила в сознание. К вечеру ей стало хуже, и муж похолодел при мысли о том, что до утра она не доживет. Погрузив ее и тещу в машину, он рванул в Грозный, надеясь хоть там найти лекарства и врача.

На расстоянии около сотни метров в дальнем свете фар брат Тимура заметил темное округлое строение, стоявшее недалеко от перекрестка.

Он все понял и вспомнил, нога его плавно коснулась педали тормоза.

В ту же секунду по машине из двух спаренных стволов ударила «зушка», подняла ее в воздух и разорвала на куски. Снаряды зенитной установки калибра 14,5, предназначенные для поражения и уничтожения низколетящих целей, без труда превратили старый «жигуленок» в дымящуюся кучку горячего металла.

В утреннем рапорте командир сообщил о попытке тарана блокпоста заминированной машиной. Останки людей и «жигуленка», разбросанные на дороге, пролежали до утра. Ночью к ним никто не вышел.

* * *

Рамазан вздохнул. Нелепая случайность вызвала неистовую ненависть Тимура и всех его родственников. На вопрос «За что?» – ответа не было.