Книга Здесь стреляют только в спину - Сергей Зверев

Не знаю, как насчет солнечного, но удар я заработала прямо на месте, не отходя. Мощная оплеуха в контуженное ухо швырнула меня на колени. Голова взорвалась, как пороховой склад.

– Работать, – кратко распорядился урка.

Давясь рыданиями, я схватилась за острые листья. Повсеместная практика тоталитарных сект: побои, каторжный труд, опять побои... Через пять минут бестолковой работы начался сущий ад. Руки кровоточили, пот заливал лицо. Остальные трудились не жалуясь, а меня ломало, как наркоманку. Уж лучше бы через тайгу продиралась... А где-то через полчаса, балансируя на грани обморока, я узрела и вовсе возмутительную картину: Борька Липкин мило общался с татуированным охранником. Почти не работал! Умеет же найти подходы, подлец! «Работать!» – орали остальные конвойные, но Борьку это уже не касалось. Потихоньку вытягивая кустики, он что-то заискивающе вопрошал у молодчика, а тот охотно отвечал, увлеченный своим словоблудием.

– Перерыв пять минут! – объявил охранник.

Мы попадали в свеженарванную траву. Церберы отошли – общаться с нами им было неинтересно. Я лежала полумертвая и просительно смотрела в небо. Остальные занимались тем же. Кроме Борьки.

– Полезная информация – залог успеха, – сообщил Липкин свистящим шепотом. – Гибче надо быть, господа, гибче... Прошу любить и жаловать – брат Владимир, командир наших конвойных. Милейшее и доброе создание. Бывший пленник. Любой из пленников может стать сектантом. Вовочка Харламов – бывший подручный вилюйского авторитета Шарапа. Приехал с напарником Шлыгой на «пробивку» – узнать, что за деревня и сколько можно хапнуть. А здешние без церемоний сами хапнули Вовочку, и стал Вовочка пленником – рабом, или, по-местному, «неразбуженным помощником». Напарника Шлыгу так и не «разбудили»: упорным оказался – огрызался, хамил, в побеги ударялся... Словом, первым тестом Владимира на пути в охрану стало закапывание истыканного ножами напарника в грядку помидорной теплицы. Изысканное удобрение, объяснили ему...

– Во всяком случае, мощное, – перебил не в тему Турченко. – После Первой мировой на северо-востоке Франции случались небывалые урожаи.

– Ага... Вторым тестом Владимира на профпригодность стало чистое, то есть без засветки, убийство авторитета Шарапа...

– То есть гэбэ и близко не сидело, – ухмыльнулся Сташевич.

– Ага... Теперь татуированный – начальник крыла охраны. По-армейски – отделения. Старший брат Духовной Революции – во как. Кто «пробудиться» не желает, становится объектом тренировок охраны. Метелят, как грушу.

– А мы желаем будиться? – осторожно осведомился Турченко.

– Встать! – заревел охранник. – Работать!

Последующий раунд «трудотерапии» я восприняла как-то проще. Но до места перекура ползла на четвереньках – ноги не ходили.

– У нас есть шанс пробудиться, – продолжал развлекать отдыхающих Борька, – если проявим жизнелюбие и сознательность. Паства нас примет... А теперь по лицам. Упырь со шрамом есть непосредственный начальник брата Вовы наставник Аврелий – это, кстати, его настоящее имя, – руководитель местной секьюрити. Он не шеф – так, «подшефник». Хозяин здесь один – его называют Учитель. В редких случаях – Пастырь. Узреть это чудо можно после ужина во время вечерней молитвы. Я думаю, узреем. В остальное время это трудно: Пастырь размышляет о сущем в своих скромных апартаментах. Пастырь в секте – Бог и Закон. Он регулирует распорядок, лично решает, кто с кем спит и кто кого воспитывает. Зодиакально-магически выясняет, что от брака, скажем, брата Дмитрия с сестрой Еленой родится боец за веру, а в результате сожительства с сестрой Вероникой от Пастыря родится новый Мессия. Понимаете идею? Венчают в Храме, развенчивают приказом. Особенности быта – казарма. В бараках – разделенные занавесками «комнаты». Всем слышно всё. Мебель – не Европа: койка, стол, табуретка, вешалка. Вода общая, удобства на улице. Повседневную одежду вы видели. Есть еще парадная – это собственная, но без чекух и лейблов. В парадное облачаются на праздники... О, не поверите, но с праздниками вообще умора. Новый год, 8 Марта, 7 Ноября, 23 Февраля – как у всех добропорядочных людей. День Пробуждения – это вроде дня Независимости; день Общины – это вроде дня Города – кстати, он завтра; день Воплощения Учителя – то есть день рождения главной жабы в этом болоте – у них считается, что пережившая сотни инкарнаций личность Учителя, побывавшая и А. Македонским, и Буддой, и Христом, и Магометом, воплотилась в сибирского младенца...

– У тебя феноменальная память, – похвалил Сташевич.

– У меня и ума палата, – не поскромничал Борька, – только кто ценит? Кстати, для особо страждущих: можно податься в скопцы – есть такой вид услуг. Добровольная кастрация... Если ты баба, то отрежут груди и клитор; будешь ходить и распевать: «Царство не от мира, царство от Духа, кто его принял, стал легче пуха»...

– А что, мне нравится, – пробормотала Невзгода.

– Я так понимаю, твой Штыкман не лев, – хохотнул Турченко.

– Встать! – рявкнула подошедшая охрана. – За работу!..

Окончание «рабочего дня» в голове не отложилось. Я очнулась в какой-то общей умывальне, где было много народа. Изможденные тела – мужские, женские, кто в трусах и бюстгальтерах, кто так, в натурале, – суетились у трубчатых рукомойников, подставляя руки и ноги под брызги струй. Охранники отсекли нас от общей массы, указав место – в углу, где мы и провели необходимые процедуры. Ужин подавали в камеру. Знакомый чугунок со вмятинами по ободку (откусить пытались?) содержал жидкомакаронные изделия с волокнами жесткого мяса. На чай был чай – крайне подозрительный отвар, отдающий одуванчиками. Его принесли в армейском котелке и поставили рядом с чугунком.

Потом было насильственное препровождение на лекцию, совмещенную с так называемой политинформацией. Во мне зародилось страшное подозрение: а вдруг за нас взялись неспроста? Ну прилетят гэбэшники. Вытрясут из нас все, что им нужно, – да и оставят в покое. Учителю. Зачем убивать? Мы по гроб жизни будем пребывать в этой секте, не контактируя с внешним миром. Пару дней поскрипим зубами. Через неделю заинтересуемся. Через две будем ломаться в экстазе, ползая за Учителем. Через месяц забудем о прошлой жизни, отринем сущее и станем жить во имя торжества Великого Духа. То есть ошизеем напрочь.

Политзанятия проводились в отгороженной части барака – в просторном классе. Официально эта лабуда называлась «Часом Света», но шла фактически два часа (точнее не скажу, хронометры у нас отобрали). Нам отвели угол в задней части помещения. Охранники остались за дверью – заходить в «хранилище знаний» при оружии запрещалось, но вряд ли это могло нам помочь. Бежать особо некуда, да и как бежать? – натруженные ноги еле ходили.

Класс был переполнен – посещение лекций входило в обязательную программу «послушника». Новости считывались с магнитофона: кем-то заранее составлялись тематические подборки из радиопередач и выдавались единым массивом. Причем компилировались с подхалтуркой: многие новости были полугодовой давности. Лысенький наставник слащавого вида (не Учитель, тип без ярко выраженной харизмы) тихо комментировал прослушанное – сектанты старательно записывали в общие тетради. Тишина в классе стояла идеальная. Ангелы и Демоны бились смертным боем по всему миру... Кредиты МВФ представлялись «Золотом Дьявола», израильская армия в Рамалле – «танками Дьявола», землетрясения в Средней Азии и Нахрине – происками Дьявола, Интернет – сетями Дьявола, а карнавалы в Рио, фестивали рок-музыки и почему-то концерт Башмета в Колонном зале Дома союзов – Дьявольскими соблазнами. И так на протяжении долгой лекции, без какого-либо разнообразия. Слово «Дьявол» было произнесено 72 раза – создавалось впечатление, что его нарочно вбивают в головы слушателей.