Книга Господин следователь. Книга 2 - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, почему в тягость? Тем более, что я в его кабинете шинель и фуражку оставил, надо забрать.
На самом-то деле, мне было неприятно заходить в кабинет Виноградова. Возможно, что со стороны Лентовского это был элемент воспитательной работы? Кто знает.
Снова открыв дверь без стука, раскрыв ее ровно настолько, чтобы протянуть руку и ухватить свое имущество. Снимая шинель (петельку бы не оторвать), сказал:
— Александр Иванович, Его Превосходительство просит вас зайти в кабинет.
Виноградов, сидевший за столом в положении гипсовой фигуры — Мальчик с книгой, встрепенулся:
— Меня отдадут под суд? Уволят?
— Все будет от вас зависеть, — сообщил я, потом посоветовал. — Плакать не стоит и на жизнь жаловаться тоже не нужно. Рассказывайте, как оно есть. Если генерал вас простит, дело против вас открывать я не стану.
— Tu ne cede malis, sed contra audentior ito[4], — пробормотал Виноградов, поднимаясь из-за стола.
Что же это его сегодня на латынь-то пробило? Нервы?
Я сидел, словно на иголках. Перебирал бумаги, пытался строить невероятные конструкции, касающиеся убийства неизвестного лица, рассматривал карту Новгородской губернии, приобретенную недавно в лавке канцелярских товаров и пытался очертить круг, в который можно включить подозрительные места. Но какие в нашем уезде подозрительные места, не знал. Слышал, что во времена Отечественной войны 1812 года в болоте сидели разбойники, выходившие грабить беглецов, удиравших от Наполеона[5], но не слишком в это верил. А уж теперь, какие могут быть «романтики с большой дороги»?
Просидел так не меньше часа. И дождался наконец. Дверь открылась без стука и в мой кабинет вошел титулярный советник Виноградов.
Титулярный советник был мрачен. Плюхнувшись без приглашения на стул, Александр Иванович достал из кармана… золотой портсигар и придвинул его ко мне.
— Возьмите.
— И на кой он мне? — удивился я. Потом удивился еще раз. — Как он у вас оказался?
— Николай Викентьевич подарил. Сказал, что могу распоряжаться этим портсигаром так, как хочу. Вот я вас и прошу вернуть его ростовщику. Все честно было — он мне деньги, ему залог. Pacta sunt servanda.
Вот этот афоризм я знал. Ишь, договора должны соблюдаться. А Лентовский-то хорош. Кого-то он мне напоминает? Да, епископа из романа Гюго «Отверженные»[6].
Может, оставить Виноградову портсигар? Пусть титулярный советник его продаст в Петербурге. Таньке год жить безбедно.
Фишкина можно лесом послать. Начнет жаловаться — разберемся. Не люблю я ростовщиков-кровопийц. Да кто их любит? С другой стороны — чем банки моего мира, собачьи будки «микрокредитов», лучше старух-процентщиц обоего пола? А у этого, как там его — у Фишкина?, проценты божеские. Ипотечный кредит у нас восемнадцать процентов, с первоначальным взносом, без взноса — двадцать с лишним. Пожалуй, тутошний ростовщик — голубь, по сравнению с прочими шкуродерами. Нет, слишком жирный подарок для Александра Ильича. Лентовский ему и так триста рублей подарил.
Смахнув золотую безделушку в ящик стола — Ухтомскому отдам, пусть разбирается, и расписку не забыть забрать, спросил:
— А с вами что? — спросил я.
— Пока Танечка в гимназии учится, потом на курсы поступает — буду работать, как работал. Нареканий на меня нет, взятки не брал. Но в Окружном суде я больше работать не стану. Ибо, — вздел указательный палец вверх Виноградов. — Morbida facta pecus totum corrumpit ovile[7].
И чего я затрещину дал? Нужно было сразу убить.
Подумалось — на самом деле не брал или не попадался? У помощника прокурора, передающего дела в суд, возможностей для получения взяток — о-го-го!
— И что потом?
— Потом Его Превосходительство мне место дает — служить старшим приставом Окружного суда по Кирилловскому уезду. Тамошний пристав на пенсию собирается уходить, а замены нет. Либо отставка. В отставку мне не уйти, Танюшку содержать нужно. Собачья работа, но жалованье прежнее сохраняется, если по переводу уйду. Дом в Череповце придется продавать, в Кириллов переезжать… Эх, Иван Александрович, и чего вас сюда принесло?
Беседовать с Виноградовым мне не хотелось, поэтому я сурово пресек его разглагольствования:
— Ступайте-ка, Александр Иванович, работайте. Но у меня к вам большая просьба — впредь, не мелите языком. Еще раз скажете что-то такое, про моего батюшку, да про протекцию — я уже не говорю про иное, жалеть не стану.
Хотел добавить — а если станете кичиться знанием латыни, сразу убью. Нет, пугать не стоит, проще убить.
[1] Человеку свойственно ошибаться
[2]Человеку свойственно ошибаться, глупцу — упорствовать.
[3] Такое практиковалось. Место настоятеля наследовал сын или зять. Могло и так быть — отец — священник, старший сын — диакон, младший — дьячок. Позже церковные власти стали подобное пресекать.
[4]Не покоряйся беде, а смело иди ей навстречу (лат.)
[5] В 1812 году из столицы ринулись беглецы в Вологду. По дороге их порой перехватывали разбойники.
[6]Жан Вальжан, после каторги, заночевал в доме епископа, а поутру покинул гостеприимного хозяина, прихватив с собой его столовое серебро. Вальжана задерживает полиция, но священник, не просто прощает вора, а уверяет жандармов, что он сам подарил бывшему каторжнику серебро. Мало того — епископ отдал экс-каторжнику еще и подсвечники.
[7] Паршивая овца всё стадо портит
Глава пятнадцатая
Герб Борноволковых
Наконец-то первая ласточка! Через две недели пришел-таки первый положительный ответ на наш запрос. И Новгород и Вологда уже отписались, что в числе пропавших подходящего персонажа нет. Зато в письме, на официальном бланке канцелярии Петербургского градоначальника Его Высокопревосходительства г-на Гриссера, сообщалось, что в числе зарегистрированных полицией Санкт-Петербурга пропавших людей, числится лишь один, подходящий по указанным приметам: рост два аршина и тринадцать вершков, волосы черные, с проседью. Нос прямой, глаза синие, носит бороду.
Рост практически совпадал. Наш доктор указал «под три аршина», но, если подумать, не так и ошибся. Высокий дяденька. Два метра, на наш пересчет. Цвет волос тоже подходит. Ну, нос и глаза, увы и ах. Про бороду умолчу.
Итак, с большой долей вероятности, останки, обнаруженные у деревни Ботово Яргомжской волости Череповецкого уезда, принадлежат отставному статскому советнику Борноволкову Сергею Сергеевичу, пятидесяти трех лет, потомственному дворянину. До своего выхода в отставку Борноволков трудился товарищем Управляющего Экспедиции Заготовления Государственных Бумаг. Жил один, в собственной квартире на Большой Морской. О пропаже Борноволкова заявила сестра — жена д. с. с. Горбунова — Софья Сергеевна. С ее слов, брат в феврале месяце с.г. уехал в город Вологду,