Книга Законы разведки - Сергей Иванович Бортников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как я узнаю, кого предстоит убрать?
– А вот это, Кирилл, предстоит решать тебе самому. Главным в Питере остаешься. Так что оправдывай доверие!
– Буду стараться… – кивнул я. Потом решился и спросил: – В какой-нибудь стране еще предпринимали что-нибудь подобное?
– Да. Не так давно. В Южной Корее. Президенту Чон Ду Хвану не понравилось, как ведется борьба с преступностью в столице. Он приказал в три дня очистить Сеул от бандитов. Полиция справилась с поставленной задачей. Всех более-менее авторитетных гангстеров вывезли за город и расстреляли. Без суда и следствия. Сейчас Сеул – один из самых спокойных городов на свете…
Значительно позже я узнал, что корейскому рецепту последовали и в наших среднеазиатских республиках – если, конечно, словом республика можно называть то, во что они превратились за десятилетие самостоятельности. Последовали с буквальной точностью, но, полагаю, с меньшим эффектом. Точно не знаю – виновата специфика моей легенды ВАГО: откуда у простого питерского художника могут быть особые интересы или такие связи с ближним зарубежьем? Но предполагаю…
А Иван Иванович продолжил:
– Да, еще… Времена смутные настали. Все продается и все покупается. Повторюсь, раньше о тебе знали только бывший шеф Ведомства, да я. Сейчас остался один я.
– Поздравляю!
– Догадлив ты, стервец…
– Это от Бога! – пошутил я.
– Веришь? – неожиданно серьезно спросил Иван Иванович.
– Как сказать…
– Значит, не веришь. Зря. Все мы под ним ходит. Вот тебя, кто назначил главным по Северной столице?
– Не знаю. Вы, наверное.
– Может и я. А меня кто?
– Президент.
– Возможно. А его кто?
– Люди!
– Бог. Верь мне, все от Бога, Кирилл… И президент наш, и начальник Ведомства, и ты…
Я редко себе такое позволял, но здесь сказал:
– Мне показалось, что вы совсем не почитаете нашего президента помазанником Божьим.
– Представь, показалось это тебе, Кирилл Филиппович. То, что меня совсем не радует МСГ сегодняшний, означает совсем другое. Не понимаю я, почему Господь так быстро снял с него санкцию… Неужели нам надо все развалить и во всем разувериться?
– Пути Господни неисповедимы… – обронил я расхожее выражение.
– А жаль… Но кое в чем я уверен твердо. Знаю, что каждому из нас Всевышним поставлена задача уничтожать ту шваль, которую Господь по тем или иным причинам не захотел убрать собственными руками… Время, как я уже сказал, смутное. Все продается и покупается… – вроде без особой связи с предыдущим повторил генерал.
И я счел возможным спросить:
– Это конкретно, что значит?
– А вот что. Структуру усек? Если не сам завалишься, а что-нибудь неожиданное с тобой случится – помни, сдать тебя мог только я один. Или тот, кто меня сменит.
– Пугаете?
– Предупреждаю. Как пойдешь на поводу у мафии – твой адрес получит один из этих парней, понял?
– Так точно.
– Они размышлять не приучены. Щелк – и готово!
Я всегда знал, что при малейшем отступлении от правил игры получу пулю в затылок, но вторая угроза в одной беседе – не слишком ли много! Может, я где-то прокололся? Нет, не похоже. Иначе бы меня не взяли на Балхаш. Скорее всего, это просто следствие важности той задачи, которую возлагают на меня…
Однако Иван Иванович ждал моей реакции, и она не замедлила сказаться:
– Вы могли бы не говорить об этом, товарищ генерал…
– Полковник, – добавил он.
– Товарищ генерал-полковник! – важно повторил я и со всей преданностью, на какую только был способен, уставился в глаза Верховного Папы.
Товарищ Иванов ухмыльнулся в ответ и по-отечески возложил все еще крепкую руку на мое плечо:
– Люблю я тебя, как сына. Моего – тоже Кириллом звали…
– Он умер?
– Погиб в Афгане… Да-да, не удивляйся, вся эта мразь придворная своих детей туда не посылала. А я послал! Хоть уже был на генеральской должности в Балхаше и мог запросто отмазать сына от службы…
Иван Иванович взглянул мне в глаза и спросил:
– Вот ты, как бы на моем месте поступил, а?
– Трудно сказать. У меня нету сына. Только дочь.
– А если бы был? – глаза генерал-полковника требовали четкого и правдивого ответа.
– Поступил бы так же, как вы.
– Спасибо. Спасибо, сынок…
Какое-то время мы шли молча, вслушиваясь в посвист ветра. Потом Иван Иванович заговорил; возможно, я и ошибаюсь, но показалось мне, что никогда прежде генерал-полковник не мог произнести такие слова. Есть пределы откровенности, допустимые в кругу даже давних друзей – пределы, установленные тем, что для каждого из нас служба – превыше дружбы.
– Я ведь лично в разработке планов по захвату дворца Амина участвовал. Выходит, чужих детей на гибель можно посылать, а своего – под мамкин подол спрятать? Во всей Советской армии я единственным из военной верхушки оказался, кто на эту бойню родного сына отправил. По иронии судьбы он погиб как раз при штурме дворца Тадж-Бек. Мы тогда минимальными потерями отделались, но разве можно считать их минимальными, если в числе этих нескольких несчастных твой сын? Жена и то не простила меня – ушла.
Он на секунду погрузился мыслями в далекое прошлое, а вернувшись в настоящее, неожиданно спросил:
– Тебе сколько лет?
– Тридцать два. С пятьдесят седьмого я. И в Афган не попал только благодаря тому, что вы меня в Питер вовремя спровадили. За месяц до героического похода «ограниченного контингента»… Много наших там полегло?
– Много… Но не перебивай, дай выговориться, может, больше такой случай не представится. Мой сын на три года младше тебя… Был… Жаль. Но я не мог поступить иначе. – Иван Иванович тяжело вздохнул, и мы пошли дальше по печально увядающей осенней казахской степи.
Я молчал, и через десяток шагов генерал-полковник продолжил:
– «Никто не вечен под луной». Хорошо сказано. По-русски. Вот и я – не вечен. Чувствую – долго не протяну… Хотя мне всего лишь пятьдесят шесть. Эх, «уеду скоро в Могадишо»! Но ты меня помни и слов моих не забывай. Одному, в крайнем случае двум людям, может быть известно о той миссии, которая уготована ВАГО. Тому, кому поручено непосредственно курировать данного агента, ему по должности одним из замов быть положено, ну и самому шефу!
– Запомнил.
Небо над степью темнело. Тянул низовой ветер, под его прохладными шершавыми ладонями неописуемо тонко позванивали сухие кисти ковыля. Медленный чалый табун тянулся на ночлег поближе к сторожевым вышкам. Маленькая степная луна наливалась холодной злой яркостью. У самого КПП Иван Иванович замедлил шаг, остановился, посмотрел через плечо то ли на меня, то ли дальше, на
