Книга День пиротехника - Анатолий Евгеньевич Матвиенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лёха глянул на часы в смарте: полтретьего ночи. С мелким злорадством набрал Папанычу. Тот проснулся моментально.
— Мухой к гаражу! Хоть одна царапина на машине, тебе — конец!
Основательно издёрганный предупреждениями про особую ценность приманки, Лёха передёрнул затвор «Макарова» и потрусил к охраняемому объекту.
Осторожно выглянул из-за угла. Парочка взломщиков уже победила замок и аккуратно открыла дверцу в створке ворот, стараясь не скрипеть.
Лиц не видно. По американскому образцу оба были в тёплых куртках с капюшонами, глубоко надвинутыми на голову. Рассмотреть удалось только комплекцию: проникший внутрь гаража выглядел высоким и грузным, оставшийся на стрёме — худой и сутулый.
Прикидывая диспозицию, Лёха понял, что забыл продуманный алгоритм действий и лихорадочно освежал его в памяти, приспосабливая к ситуации.
Если у сутулого есть ствол, то самое разумное — высунуться из-за угла, проорать что-то вроде: «Лечь на землю, нехороший ты человек, трам-пам-пам, руки держать на виду». А то и пальнуть в воздух для острастки, чтобы к звонкам Папаныча в дежурку прибавились воззвания сторожа в ГУВД по телефону «102».
Минус всего один. Подельник в гараже услышит выстрел и получит полную свободу действий. Например, сможет тщательно прицелиться через проём двери, укрытый внутри темнотой. Чтобы хорошо продать почку, в ней, по крайней мере, не должно быть пулевых дырок.
Бокс с «Тойотой» третий от центрального проезда… И Лёха решился на вариант, не предусмотренный Папанычем.
Пять шагов назад по асфальтовой дорожке для разгона. Эх, как неудобно бегать в валенках для зимней рыбалки! Снял перчатки. Палец лёг поверх предохранительной скобы «Макарова», чтоб случайно не нажать на крючок. Пять глубоких вдохов… Концентрация… Погнали!
Лёха выскочил из-за угла и, преодолев расстояние до сутулого в три прыжка, врезал ему ногой в живот. Тот сложился, как карманный ножик, с невнятным бульканьем вместо крика: «Шухер!»
Вторым ударом захлопнул дверь гаража и всунул в петлю дужку от сломанного навесного замка. Даже если у сидящего внутри есть ствол, он не знает, куда стрелять, чтоб попасть в Лёху, а не в подельника.
Поглядывая на сутулого, опер мобилизовал лопату и багор с пожарного щита, заклинил ими гаражные ворота. Теперь их, как и дверцу, отпереть возможно только снаружи. Злодей заперт!
Ствол пистолета упёрся в физиономию худого грабителя, и лейтенант с изумлением узнал того самого агента, которому выписывал задание среди кладбищенских могил в ожидании встречи с Бекетовым.
— Окурок?! Совсем страх потерял?
Задержание с поличным и по горячим следам — дело похвальное. Но оперу полагается проводить воспитательную работу среди завербованного криминального элемента, поэтому совершение преступления Окурком здорово испортит и без того незавидное служебное положение… Может, тихо отпустить его? А уж потом заняться воспитательной работой с занесением в челюсть?
— Начальник… Ты мне руку сломал…
Шанс замять историю улетучился. Окурок грохнулся неудачно, из рукава зимней куртки хлынула кровь, похоже, открытый перелом. Как минимум, его надо в больницу. Впрочем, подлатать могут и в СИЗО.
Лёха поставил оружие на предохранитель, вместо «Макарова» достал наручники. Цеплять их на сломанную руку — беспредел, поэтому браслеты сковали щиколотки Окурка.
Со стороны гаража донёсся металлический скрежет. Явно её пытались открыть.
Лёха вцепился в наручники и за ноги уволок Окурка на центральную аллею, чтоб тот не мог ничего сообщить второму. На экране телефона возникло фото Папаныча.
— Шеф! Одного повязал, второго запер в гараже. Когда наши подъедут?
Из длинной непечатной тирады Лёха узнал, что он — «олень и дятел» в одном лице, раз оставил злоумышленника наедине с «Тойотой». А ещё Папаныч дозвонился в дежурку, где ему сказали: на единственной свободной машине ответственный по РУВД укатил в ГУВД, поэтому со стороны начальника розыска крайне неэтично просить об отправке какой-либо группы к гаражам у кладбища.
В экстренных ситуациях связываются с Департаментом охраны и просят выслать их экипаж на место преступления. Но охранников тоже не видать, а на подмогу мчался один лишь Папаныч с противоположного конца города, оседлав служебный «Соболь», совсем не скоростную машину.
Приехал он оперативно — через какую-то четверть часа.
— Кто внутри?
— Кабан, около сорока лет, судимый, под метр девяносто, здоровый, как Валуев. Кабан — это кличка.
Больше сведений у Окурка выдоить не удалось, тот, видимо, сам плохо знал соучастника. О причинах, толкнувших «завязавшего развязаться» говорил по-газетному: кризис, отсутствие социальных гарантий…
Папаныч меж тем приблизился к гаражу и рявкнул:
— Сейчас открою дверь. Выходи, козёл, руки за голову!
Говорил он с уверенностью, будто держал у пояса «Калаш» с полным магазином патронов, хотя Лёха готов был поспорить на половину оклада: табельный ствол Папаныча мирно спит в оружейке райуправления.
В ответ на «козла» раздался удар, послышался звук разбитого осыпающегося стекла.
— Слышь, начальник! Базар фильтруй, не то твою цацку вконец покрошу, понял?
Тот зло зыркнул в сторону Лёхи, напоминая, — предупреждал же… Потом открыл гаражную дверь и ринулся внутрь, подняв кулаки в боксёрской стойке.
Секунд тридцать из гаража доносились звуки схватки. Затем участники спарринга вышли наружу, первым шествовал Папаныч не в лучшей форме, сзади вплотную прижался Кабан, прижимая заточку к его шее в районе сонной артерии.
Лёха поднял пистолет. Лоб и глаза злодея чётко проступили над мушкой прицела, выше всклокоченных мокрых кудряшек Папаныча. С вероятностью в процентов девяносто пуля вынесет мозги уголовника. Десять процентов — что угодит в лоб шефу. Стрелять нельзя…
— Мусор! Кидай волыну! Не то твоего друга на пику посажу!
Правая рука Папаныча завёрнута за спину. Левой он вцепился в запястье Кабана и пытался оттолкнуть острую отвёртку от шеи, но тщетно — уголовник гораздо сильнее.
И Лёха решил блефовать. Если верить теории, нужно создать впечатление, что к жизни заложника ты полностью равнодушен. Но то в теории…
— Я тебя услышал. Теперь слушай меня. Не представляешь, как эта свиноматка меня достала. Он — мой начальник. «Олень», «дятел», «выговор с занесением в печень»! Других слов от него не слышу. Так что давай, кончай его. Пальну в воздух для острастки, и беги себе на все четыре стороны.
Взгляд Папаныча обещал: если выживу — заказывай себе поминки.
— Пургу гонишь… Зарежу его, и ты меня грохнешь!
— Есть такой вариант… Нужен ли мне живой свидетель, знающий, что я просил прикончить шефа? Но слов на ветер не бросаю. Или веришь моему обещанию, или ты гарантированный труп. Давай, решайся.
Лёха тщательно прицелился. Не веря никаким богам, внутри себя молился: сдайся! Если высказал угрозу, надо её исполнять, иначе все твои слова воспринимаются как пустой базар, а за него придётся держать ответ…
— Раз… два…
