Книга Конунг Туманного острова - Дмитрий Чайка

исчезала Италия прямо на глазах ее жителей. Так исчезал Рим… А тут все осталось почти что в целости, потому что за это вешали.

Дворец правителя Далмации стал небольшим городком, в котором жили сотни людей. Тут поселились слуги герцогской четы и воины из ближней дружины. Германцы, которых Виттерих привел еще из Бургундии, взяли за себя местных женщин, римлянок по большей части, и понемногу сами перешли на далматинский диалект латыни. А как иначе общаться с окружающими и между собой? Ведь даже говоры готов и саксов отличаются настолько, что едва понятны собеседнику.

Валерий с жадным любопытством впитывал в себя новые впечатления. На удивление, жизнь в королевствах варваров оказалась организована проще, понятнее и справедливей, чем в землях василевса, да продлятся его годы. Ведь не случайно римляне толпами бежали под крыло к Аттиле, который покровительствовал торговле и ремеслу. А когда послы императора задавали своим бывшим согражданам обоснованные вопросы, те крутили фигу перед их носом и припоминали непомерные налоги, взятки чиновников и беспредел откупщиков, снимавших с людей последние портки.

Местной знати нужно было куда меньше, чем избалованным римским патрициям, сохранившим свои богатства на Востоке империи. Герцогиня ходила по улице одна, никого не опасаясь, а наследник Виттерих младший бегал в толпе чумазых мальчишек, с упоением бросавших камни в глиняный горшок. По нему и понять нельзя, что он сын повелителя земель на месяц пути. Да и к самому герцогу можно было зайти запросто. Стражник у входа только поинтересуется лениво, кто ты и зачем пришел.

Валерий прибыл в Салону потому, что именно отсюда начнется его путь. Отсюда весной двинутся корабли, которые выплеснут на многострадальную землю Италии новые орды варваров. А еще с Валерием прибыл купец Ицхак, который все больше молчал и думал о чем-то своем, одобрительно поглядывая со стены на все новые и новые отряды словен, подходивших к Салоне и разбивавших лагеря в ее окрестностях. Он поначалу с большим сомнением оценивал предстоящую авантюру, но теперь его сомнения рассеивались на глазах. Деньги иудейской диаспоры Тергестума вернутся с прибылью, ведь силы тут собирались очень внушительные. Посланники герцога дошли до окрестностей Коринфа, Спарты и Афин, густо заселенных словенским народом. Это были совсем не те люди, что пришли в Грецию два поколения назад. Те были дикарями, вооруженными дротиками с костяными наконечниками. А эти бились копьями в правильном строю, укрытые щитами. И они так лихо колотили войска ромеев, что опустошили Элладу дотла. По крайней мере, многострадальные Афины ограбили уже раза три. И манганы, камнеметные машины, тоже первыми стали делать именно славяне, научившись этому неведомо у кого. А может, и сами придумали, применив смекалку, присущую всем дикарям.

— Какое, однако, большое войско собирается для того, чтобы отвоевать твои имения, — хмыкнул Ицхак, поглядывая на Валерия со все большим интересом. — И для того, чтобы ты осуществил свою месть. Зачем ты ввязался в это?

— Я хочу спасти Рим, — пожал плечами парень. — Он гибнет, а его жители сами становятся варварами, пока варвары строят новый Рим в своих землях. Мне больно от этого.

— Cursus honorum. Родовое стремление, свойственное каждому патрицию, — понимающе кивнул Ицхак. — Такие как ты, творят страшные преступления и не испытывают раскаяния из-за этого. Ведь высокая цель искупает всё.

— Я не вижу ничего плохого в высокой цели, Ицхак, — удивленно посмотрел на него Валерий. — Скажи, а что ведет по жизни тебя?

— Осторожность, — хмыкнул Ицхак. — Меня ведет по жизни осторожность. Я деловой человек, и никогда не полезу туда, где могу сложить свою голову. Ни одна идея не стоит того, чтобы умереть за нее.

— А вера в господа? — с любопытством посмотрел на него Валерий.

— Кроме веры в господа, — серьезно кивнул Ицхак. — Я верю так, как завещали мне отец и дед. И никакие постановления императоров и патриархов не могут этого изменить.

— А еще ты веришь в деньги, — поддел его Валерий. — Веришь в них так же, как твой отец и дед.

— Я верю в силу денег, — снова согласился Ицхак, — но я не обожествляю их. Корыстолюбие — грех, поэтому деньги для меня всего лишь инструмент, ведущий к цели.

— А какова твоя цель? — не на шутку заинтересовался Валерий.

— Моя цель — безопасность, — пояснил купец. — Я хочу, чтобы моя семья жила достойно и не опасалась того, что набег варваров или прихоть вельможи лишит ее всего. И деньги для этого необходимы как воздух. Я могу уехать в Газу или Кесарию. Могу уехать в Испанию или Галлию. С деньгами я всегда смогу договориться с теми, кто имеет власть, и жить в безопасности.

— Ты можешь договориться со всеми? — прищурился Валерий.

— Нет, — покачал головой Ицхак. — Есть владыки, которые не являются хозяевами своего слова. Например, император Ираклий. Он лжец и мздоимец. Причем худший из всех. Он берет деньги и не исполняет обещанное. Так он обошелся с моим народом. Он разорил нас поборами, затем взял богатые дары за то, что мы будем свободно исповедовать свою веру, а потом обманул, как нечистый на руку лавочник. Он изгнал нас из Иерусалима, нашего священного города. Император плюнул в наши души! Он гнусный лжец, поэтому господь покарал его. Он потерял две трети своих земель, и совсем скоро отдаст вашему дьяволу свою черную душу.

— Это же император! — Валерий даже задохнулся от возмущения. — Повелитель мира! Ты не смеешь так говорить о нем!

— Еще как смею, — с кривой ухмылкой ответил Ицхак. — Как деловой партнер, он — полное дерьмо. Не сравнить с его светлостями Виттерихом и Само. Эти мужи — истинные хозяева своему слову. Хотя… Кто знает, что случится завтра, и каковы будут их сыновья. Так скажи мне честно, парень, зачем ты лезешь в это дело? Я не слишком доверяю тем, чьи мотивы мне непонятны. Ты рассказываешь мне про величие Рима, и у тебя горят глаза. Но ведь и для себя ты хочешь получить что-то. И получить немало. Ведь так?

— Конечно, хочу, — решительно кивнул Валерий. — Жизнь любого патриция держится на четырех столпах: знатное происхождение, роскошный образ жизни, наличие собственной земли, patrimonio, и достоинство знатного человека, dignitas. И что из этого есть у меня? Только происхождение! А мое достоинство втаптывают в грязь все кому не лень. Мое лицо не успевает заживать, как по нему снова ходят кулаки варваров.

— Что же, — с удовлетворением ответил Ицхак. — Как видишь, и тут все упирается в деньги. А то заладил… Величие Рима, величие Рима… А я, между прочим, большие средства вкладываю в это дело. Я не люблю вести