Книга Адвокат вольного города 4 - Тимофей Кулабухов

железнодорожным путям — это Вам не телегу по улице катить!

— Я не спорю, можете меня не убеждать. Надо, значит, надо. И каков бы ни был порядок, мы его исполним. Сколько людей и сколько им заплатить? Сверх Вашей оплаты и так, чтобы они этого не видели.

— Да не надо им ничего платить. Я им рабочий день зачту.

— Надо, надо. Скажете, что заботитесь о них, что небольшая халтурка. Людям радость, а платит всё равно клиент, — при этих словах я улыбался, но внутренне напрягся, потому что конкретно с этим клиентом и конкретно про бабки вышло большое напряжение.

При этом я легко могу прогнозировать его шаги, чтобы им здесь и сейчас противостоять.

— Ну, накиньте им по полтиннику, больше не надо. А то разленятся. Аркадий, а мы закон не нарушаем?

— Со мной закон никто никогда не нарушает, — отважно соврал я, хотя в этой ситуации и правда, действовал вполне легально.

Глава 15

Главный в цеху или над ним, был управляющий, звали его Ганс.

Он совершенно точно был настоящим педантичным немцем, потому что приехал на работу ровно в восемь, не опоздав ни на минуту и не приехав раньше, он аккуратно, без проявления симпатии, уважения или подобострастия поздоровался за руку с толпящимся рабочими, мастерами и главным инженером, причём не пропустил никого.

Здоровался он крепко и безэмоционально, словно робот, всего лишь проводящий обязательный ритуал.

Фамилия у него была под стать, Крюгер. Насколько я понимаю, работу он свою выполнял точно так же, а повадки были настолько «немецкими», что заранее заготовленный конверт со взяткой я засунул поглубже, он сегодня не понадобится.

— Господин Крюгер? — я шагнул к управляющему, и он, предварительно бегло осмотрев меня и определённо не признав во мне своего подчинённого, крепко поздоровался.

Рука у него была холодная и твёрдая, под стать характеру.

— Кто Вы, что Вам нужно? — он задал вопрос без хамства, но и без тени вежливости.

— Адвокат. По паровозу. Можем пройти к Вам в кабинет?

— Йа. Так есть будет правильно!

…

Я положил перед ним заверенные мной копии решения суда и исполнительного листа, незатейливо ткнув пальцем в абзацы о том, что паровоз с серийными номером таким-то подлежит передаче гражданину Скоморошинскому. Потом достал свою доверенность.

Ганс не подкачал. Он последовательно прочёл каждый из моих документов, ещё и жестом затребовав паспорт.

— Мне нужно указание поклажедателя, фискальной службы. Это же они поставили у меня свой паровоз, — он сжал губы трубочкой.

— Не нужно. Такого в законе нет. И паровоз не их, он моего клиента.

Ганс задумался. Ситуация несколько выходила за рамки его шаблона. Я даже знал, что паровоз ему навязали и производственному процессу он иной раз мешал и что он хотел бы от мастодонта избавиться.

— Я Вам, может это и излишне, сообщаю, что есть статья триста пятнадцать уголовного кодекса, которая устанавливает ответственность за злостное неисполнение судебного решения, в размере до двух лет каторги. Хотя, уверен, до этого мы не дойдём.

Управляющий ещё примерно с полминуты смотрел на меня своими немецкими и, надо сказать эталонно-голубыми глазами, так что мне даже показалось, что он меня не расслышал.

— Мне нужно письмо. Йа. Вы дас написать мне письмо, требование… отдайте паровоз, он наш, Вы есть обязаны исполнить решение суда. И копию нам. И исполнительного. И доверенности. И паспорта.

— Всё есть. Письмо могу написать прямо сейчас.

— Йа. Пойдём к секретарю, возьмём бумагу, писать. Я поставлю визу «В работу!». Мы есть поместим письмо к документам на паровоз и всё, дас энде. Вас устраивать такое, герр адвокат?

— Йа. В смысле, да. Мне нужно, чтобы пустили моих рабочих, чтобы паровоз подготовить к выходу из цеха, заодно уголь завезти для него. Меня-то по корочке пустили.

— Пишите список фамилий, я схожу, выпишу им разовые пропуска. У нас тут есть режим, порядок.

— Я поддерживаю порядок, герр Крюгер. Даже есть выражение вроде. Закон есть закон.

— Йа. Одер дас одер. Это выражение немецкий народный. Писать список, битте.

* * *

К моменту, когда перевозчик (а это были всё те же мои молчаливые китайцы) привёз работяг и Василия Ивановича, пропуска были выписаны, документы оформлены, а Ганс успел дать команду на помощь нам, а сам ушёл в другую часть территории предприятия и по дороге что-то выговаривал одному из мастеров на немецком языке. И было не понятно, ругает он его или, наоборот, хвалит.

Немецкий язык, он такой… Специфический.

Пути к паровозу расчистили, даже проверили, открываются ли широченные ворота на путях.

Василий Иванович сначала давал команды своим работягам, а потом в итоге лазил вместе с ними.

Он приговаривал, что «я так и знал», что-то там под брюхом гиганта смазывал, подкручивал, то забираясь в кабину, то покидая её.

Длилось это действие по приведению в порядок паровоза достаточно долго, так что наблюдавшие за нами рабочие из местных, устали ждать и вскоре остался только специально приставленный к нам дедок-охранник, который, впрочем, притащил себе на это шоу стул и большую часть времени разгадывал кроссворды.

В какой-то момент в топке разожгли огонь.

Паровоз для своей работы требовал массу энергии. И если для работы автомобилей использовали в каких-то случаях энергию макров, в каких-то случаях бензин или солярку, реже, гибрид, то здесь в работу шёл только уголь, а уж для некоторых оборудованных под это машинах — мазут.

Наш паровоз работал на угле.

Когда залили в баки воду (а они оказались сухими), его оперативно раскочегарили, и он стал выдавать пар, рабочие снова высыпали.

— Вы есть готовы? — спросил непонятно откуда взявшийся Ганс. В руках у него был акт приёма-передачи, подписанный с его стороны, но пока что не подписанный мной.

Я вопросительно посмотрел на Василия Ивановича, тот обменялся несколькими фразами с рабочими и утвердительно кивнул.

— Да, мы готовы, герр Крюгер.

— Прошу подписать. Эй, Малышкин? Открывай ворота!

…

— Свободу паровозам! — дурашливо крикнул какой-то рабочий из толпы, а потом оперативно спрятался от гневного взгляда Ганса, который и так воспринимал этот митинг по проводам техники, как нарушение трудовой дисциплины и локальный бардак вместо порядка и работы.

Мы все сидели в кабине, последним в неё забрался я. Если подумать, я впервые еду в голове состава, в кабине машиниста. Мне захотелось высунуться и толкнуть короткую речь в стиле Владимира