Книга И отрет Бог всякую слезу - Николай Петрович Гаврилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У нас что, и патроны для пулемета будут? — тихо спросил Андрей.
— Ну…. — Зотов с секунду подумал. — Возможно, и будут. Там пулемет ДТ, патроны к нему самые распространенные. Калибр 7.62. Есть у меня один знакомый из украинского батальона…. Полицай. Он с нами пойдет. Крови на нем пока нет. А если и есть, хрен с ним, неважно это….. Главное, что он хочет свалить к партизанам не меньше нашего. А тут броневик, — представляете, какой подарочек партизанам будет. Все простят…, поначалу…. Много патронов наносить не успеет, но на два диска, возможно у нас будет. Минуты на три непрерывного боя. Вы, главное, молитесь, чтобы броневик где-нибудь в ста метрах от лагеря не заглох. Тогда война у нас будет совсем короткая….
Майор Зотов был действительно организатор. До начала их разговора он уже успел все выяснить, переговорить с кем надо, и составить четкий план. Своими короткими отрывистыми словами он не оставлял друзьям никакого места для обсуждений, инициатива полностью оказалась у него в руках, ему были не нужны партнеры, ему были нужны только подчиненные. Он подавлял. И друзья ему как-то сразу подчинились.
— Теперь самое главное, — продолжал Зотов. — Никому ни слова, ни полслова. Хоть один что-нибудь узнает, и ахнуть не успеете, как нас в комендатуру поволокут. Карту дорог начертим по расспросам. Постараемся узнать, где в округе появились партизаны, и тогда составим маршрут. Но я сам этим займусь….
— А нам-то что делать? — нарушил молчание Саша.
— На вас ваша знакомая. Она ключик ко всему. Нам надо попасть в мастерские. Других задач у вас нет. Да и еще…. Попадаем в гараж, — на броневик даже не смотреть. До дня побега он для вас не существует. В глазах тупость, равнодушие, мысли о еде…. Все понятно? Вопросы есть? Тогда расходимся….. Больше никаких разговоров, даже между собой.
Легко сказать — никаких разговоров, когда говорить только об этом и хочется. Как не говорить, когда в голове каждую секунду проносятся мысли, одна значимей другой, и холодок радостного возбуждения заставляет сердце биться часто-часто, как на бегу. Как же тут молчать, как заставить сознание переключиться на что-то другое, если все другое сразу стало совершенно неважным. И конечно друзья не выдержали.
Вечером, когда огромное морозное небо над лагерем вначале посинело, а затем начало чернеть, когда загорелись прожектора и лампочки на столбах, а растоптанный снег под ногами стал поскрипывать от мороза, Саша и Андрей вновь подошли к майору, одиноко стоящему возле барака.
— Тут такое дело, — начал Андрей, стараясь не замечать недовольного вида Зотова. — Мы тут подумали…. Механик из мастерской, который офицеров сдал…. Он успеет в комендатуру сбегать, пока мы из гаража выезжать будем.
— Ваше дело — устроить нас в мастерские, И хватит суетиться, ходить друг за другом с горящими глазами, — жестко повторил майор. Затем, немного смягчившись, добавил. — Что касается механика…. Еще та сука….. Мне ребята говорили, что он недавно двух слесарей немцам как евреев сдал, а они такие же евреи, как я японец. За каждого выявленного еврея сигареты…. Но опасаться надо не только его, — всех. Мы их в соседнем гараже закроем. В последний день полицай наш винтовку принесет. Ну и прихватит с собой еще что, если сможет. Так что, ситуацию под контроль возьмем легко. Все продумано, лейтенант. Хватит суетиться. Лишь бы двигатель в броневике был отремонтирован как надо….. Все, скоро отбой, успокойтесь, идите спать.
Андрей и Саша покорно вернулись в барак, чтобы всю ночь лежать без сна на нарах с открытыми глазами.
….С этого дня и началась подготовка к знаменитому побегу из Шталага №з352. Самого смелого по своему замыслу побега за всю историю войны. Слухи о нем еще долго передавались по всем лагерям. Угон броневика из лагеря в Масюковщине помнил каждый житель окрестных деревень, и многие с гордостью потом повторяли, — «вот наши-то, а…», как будто сами были причастны к безумному дерзкому прорыву.
Пройдет время, появятся другие герои, и постепенно об этом побеге забудут, как забыли о рейде тяжелого танка КВ до самого центра Минска в первые дни войны.
Одинокий танк пришел с боями откуда-то с запада, снося и расстреливая все на своем пути, его подбили только возле Комаровки, и он, пустой, обгоревший, искореженный, стоял там потом целых три года, словно памятник своему мертвому экипажу.
Так устроена наша жизнь, что люди сами выбирают себе героев, — кого помнить, а кого забыть.
XXI
Майор Зотов боялся капризности броневика при морозе, и мороз не заставил себя ждать. По ночам от дыхания на воротниках шинелей часовых проступал белый иней. В бараках было так же, как на улице. Вода в бачках замерзала. По ночам многие из пленных, не в силах подняться с нар, мочились прямо на земляной пол. К утру весь пол покрывался желтым льдом.
Днями в туманной дымке изморози светило негреющее солнце.
В бараке для нацменьшинств, узбеки сломали все нары и устроили во дворе огромный костер. Несколько сотен человек толпились вокруг него, чтобы за десять минут успеть согреться на всю оставшуюся жизнь. На следующий день помощник коменданта Липп построил их на плацу, где они простояли сутки без хлеба и горячей баланды. Тех, кто падал, уже не поднимали.
С подготовкой к побегу пока все шло гладко. Даже слишком гладко, как сказал Зотов. Алла выполнила Сашину просьбу. Через два дня после передачи записки веселому чернявому полицаю, их четверых, вместе с механиком-водителем перевели в мастерские слесарями. Сколько она за это заплатила, можно было только догадываться.
Молодого солдата-водителя звали Игорек. Он так и представился Саше и Андрею, — «Игорек», когда их вели в мастерские по узкому проходу между рядами локальных участков. Невысокий, не смотря на голод румяный юношеским румянцем парень, откуда-то из-под Пскова. От Зотова