Книга Достоин любви? - Патриция Гэфни

Она не двинулась, только мотнула головой на подушке.

— Могу лишь добавить, что, хотя я с огромным удовольствием привязал бы вас за руки, возможность привязать вас за ноги импонирует мне еще больше. — Его глаза сверкали, как голубые алмазы. — Мне бы хотелось привязать их, широко разведя по разным углам. Распластать вас, понимаете? Раскройтесь передо мной.

Дыхание вырвалось из ее груди мучительной икотой. Звук вышел нелепым, но Себастьян не стал над ней смеяться.

— Раздвиньте ноги, — приказал он тихо, но властно. — Ну же, давайте! Не заставляйте меня это делать.

Но она не могла. Пыталась, но не могла. С тяжелым вздохом Себастьян крепко взялся обеими руками за ее щиколотки.

О беспомощности и неспособности двигаться, о подчинении женщины мужчине Рэйчел знала все. Он не мог сделать с ней ничего такого, чего бы ей не доводилось терпеть раньше. Почему же ей так тяжко именно сейчас? Почему это безболезненное совращение рвет ей душу на части, уничтожает что-то сокровенное у нее внутри?

Отчетливым и ясным голосом она произнесла:

— Не делайте этого.

Он вскинул голову и взглянул на нее с настороженным любопытством. Молчание затянулось надолго, у нее даже вновь зародилась надежда, что он сейчас остановится, оставит ее в покое. Но он лишь спросил:

— Да теперь-то какая разница? Мы уже делали это раньше. Почему бы не повторить еще раз?

Рэйчел в отчаянии провела языком по пересохшим губам. «Потому что мне страшно. А вдруг мне понравится?» — подумала она с ужасом, но вслух сказала только:

— Вы же знаете.

Себастьян взвесил эти слова и наконец кивнул:

— Да, я знаю.

Он опустил голову и задумчиво поглядел на свои руки, все еще сжимавшие ее щиколотки. Потом его взгляд скользнул вверх. Она затаила дыхание, комкая обеими руками простыню, на которой лежала. Он посмотрел ей в глаза. А в следующую секунду развел ее ноги широко в стороны и опустился на постель между ними, чтобы не дать им сомкнуться.

Рэйчел заплакала. Она лежала, глядя в потолок, а слезы стекали по ее вискам и пропадали в волосах. Себастьян коленями шире раздвинул ее ноги. Она почувствовала его дыхание у себя на животе, его прохладные волосы защекотали кожу у нее на бедрах. Ловкие пальцы неспешно проникли в курчавые заросли на лобке, тихонько раздвигая края узкого лона, и она опять услышала его учащенное дыхание, а потом ощутила быстрое скольжение его языка. Он что-то шептал, но слов она не могла разобрать. Одной рукой он удерживал ее в неподвижности, а другой воспользовался, чтобы нанести свое чертово притирание на ее тело. Не жалея бальзама, он покрыл ее всю щедрыми скользкими мазками и забрался глубоко-глубоко внутрь.

Это продолжалось бесконечно. Рэйчел не могла вырваться, не могла даже перевести дух. Несколько раз она говорила: «Нет», «Прекратите», но он не останавливался. Он сказал: «Смотрите на меня», держа пальцы у нее внутри, а другой рукой нанося бальзам на свой собственный орган, огромный, вздувшийся, торчащий вперед, как пистолет. Вот он, ее злейший враг. Ей хотелось убить его… ей хотелось ощутить его у себя внутри. Она прошептала: «Делайте, что хотите», и он накрыл ее своим телом, вошел в нее длинным, плавным, скользящим движением подобно кораблю, вплывающему в гавань. Он подтянул ее руки кверху и заставил взяться за деревянные завитушки в изголовье кровати, крепко сжимая вокруг них ее пальцы, а сам в то же время скользил у нее внутри, лаская и проникая все глубже, заполняя ее целиком — такой большой, сильный, гладкий. Его лицо изменилось до неузнаваемости, он был как будто в забытьи, и от этого ее страх перед ним немного ослаб: если он забудется, то утратит власть и над ней.

Продолжая непрерывно двигаться внутри ее, он заставил ее подняться выше, прижал к резной спинке кровати, и она ощутила кожей прохладное и твердое дерево. Пот блестел у него на лице и на груди, срывался каплями с его увлажнившихся волос и падал ей на грудь. Он начал целовать ее, глубоко проникая языком ей в рот в том же ритме, в каком двигался у нее внутри. Она знала, чего он добивается, знала, что он не остановится, пока не получит от нее желаемого. Ей тоже этого хотелось, но это было невозможно, просто недостижимо. Он заставил ее обхватить себя ногами, и она покорилась, крепко обвила его талию и тоже начала двигаться, увлекаемая его лихорадочными, все убыстряющимися толчками.

— Не сопротивляйтесь, — прохрипел он, покрывая поцелуями ее плечо и шею, даже легонько покусывая ее зубами. — Дайте себе волю.

Он просунул руку ей под спину и провел ладонью вниз, к ягодицам. Его пальцы, обильно увлажненные бальзамом, добрались туда, где плоть раздваивалась. Рэйчел выкрикнула ругательство и попыталась вырваться, но Себастьян пригвоздил ее к месту, деваться было некуда. Его палец легко скользнул вдоль стенки второго отверстия и проник внутрь, не глубоко, но достаточно, чтобы привести ее в бешенство. Она начала отчаянно вскидываться, ударяясь об него всем телом, но он не хотел, не хотел, не хотел ее отпускать, не хотел останавливаться. Вдруг из его горла вырвался громкий стон. На какой-то бесконечный миг он замер, цепляясь за нее изо всех сил, потом его тело стало безудержно содрогаться. Рэйчел обнимала его, принимая на себя всю тяжесть его могучего тела и неистовую силу мужского высвобождения. Теперь уже сам Себастьян начал испускать ругательства, и она не знала, кого он при этом проклинает: ее или себя самого.

Наконец-то все кончилось! Наконец ли? Грудь у нее разрывалась от противоречивых чувств. Она испытывала облегчение, но в то же время ее душили гнев и обида, вызванные только что пережитым ощущением бесконечного, душераздирающего разочарования. Разочарование — это было совершенно новое чувство, раньше с ней такого не случалось. Что ж, у нее появился лишний повод возненавидеть Себастьяна. Рэйчел выбралась из-под его влажного от пота, обессилевшего, задыхающегося тела и отодвинулась к самой стене, подальше от него.

* * *

Она покинула его в серый предрассветный час. Он почувствовал, как она поднялась и выскользнула из постели, думая, что он спит. Услышал тихий шорох хлопковой ткани, когда она стала надевать рубашку и халат, снятые им много часов назад и брошенные на стул. Он вытянулся на животе, бессильно свесив голову с подушки и отвернувшись к стене, всей кожей ощущая холодок ее отсутствия, хотя они лежали, не касаясь друг друга. Без нее он показался сам себе совсем одиноким, брошенным, но не двинулся с места, хотя и знал, что она смотрит на него. Он легко мог себе представить, как выглядит ее лицо, как она хватается за талию в поисках потерянного кушака халата. До этого момента она дважды пыталась его оставить, и оба раза он удерживал ее, притягивая к себе и шепча, что она не должна уходить. И вот теперь он явственно ощущал на себе взгляд ее прозрачных глаз, но, сколько ни старался, не мог себе представить, о чем она думает.

Он не слышал, как переступают по ковру ее легкие ноги в домашних туфельках, и понял, что ее уже нет в комнате, лишь когда скрипнули дверные петли и щелкнул язычок замка. Он еще какое-то время пролежал в неподвижности, пытаясь в последний раз уловить в воздухе ее ускользающий запах. Не аромат эвкалиптового бальзама, а истинный запах Рэйчел. В рассеивающейся предрассветной мгле он провел рукой по постели в том месте, где еще ощущался остывающий след оставленного ею тепла. Сожаление горьким привкусом наполняло его рот, глухой тошнотой ворочалось в животе. Он закрыл глаза. Впервые за всю эту долгую и бурную ночь его тело повиновалось ему. Он провалился в сон.