Книга Патологоанатом. Истории из морга - Карла Валентайн

ночных телефонных разговоров. Выполнение за день пяти или шести вскрытий, пребывание в мятежной атмосфере высасывало из меня физическую энергию, но не могло отвратить от занятий спортом. Я сбрасывала форму, бросала ее в стиральную машину, переодевалась в шорты и футболку и шла в спортзал – дальше нагружать себя физически. Однако это не мешало одному из моих коллег постоянно твердить, что я набираю вес. «Ты, вроде, ходишь в зал, но, судя по твоему объему, ты каждый день бежишь домой, чтобы обжираться!» – сказал он мне однажды. Надо сказать, что и сам он не был писаным красавцем, и не ему бы указывать пальцами на других, но его замечание вывело меня из равновесия и поселило в моей душе сомнения. Неужели я, и правда, толстею? Я не могла понять, как такое возможно – я ни минуты не сидела на месте и мало ела. Однако я начала заниматься гимнастикой дважды в день, посещая по вечерам свой привычный спортзал и, плюс, занимаясь сорок пять минут на работе, в обеденный перерыв.

Прибавка в весе, по счастью, оказалась временной, это было лишь побочное действие противозачаточных таблеток. Язвительные замечания коллег, однако, были явлением непреходящим. Они подначивали меня, друг друга и посетителей. Было очень нелегким занятием все время держать ухо востро и предугадывать, что они могут отколоть в следующий момент. Иногда, после обеда, они унимались, утомленные своими утренними выходками, и тогда они опускали жалюзи в кабинете и ложились немного подремать. В такие моменты я испытывала огромное, ни с чем не сравнимое, облегчение. Я чувствовала себя мамой, которая, наконец, уложила спать своих расходившихся деток. В такие минуты я наливала себе чашку чая, готовилась к защите диплома, занималась всеми посетителями, призывала их к тишине и очень осторожно открывала и закрывала дверь, чтобы не разбудить спящих гусей.

Когда же они, к концу рабочего дня, все же пробуждались, я уходила от них в прозекторскую, несмотря на то, что с работой к тому времени было покончено, а помещение убрано. Я доводила чистоту до окончательного блеска – протирала рукоятки ножей, зажимами вытягивала комья волос из сливов раковин, приводила в порядок шкафчики и ящики, стирала форму и раскладывала по полкам выстиранные и высушенные вещи. Я занимала себя, чем угодно, лишь бы не видеть своих коллег. Если же делать было просто решительно нечего, то я уходила в комнату, где мы проводили осмотры, и предавалась своим мечтам. Эти минуты безмолвия действовали на меня, как волшебный исцеляющий эликсир.

В том морге я очень много времени проводила в уединении.

В принципе, я все же не совсем асоциальна, нет, конечно, это не так, и я находила время поболтать с посетителями, особенно с новыми агентами похоронных бюро. Эти ребята приезжали забирать трупы для погребения. Каждый четверг я, помимо этого, встречалась с сотрудниками других моргов на курсах преддипломной подготовки. С некоторыми коллегами я даже встречалась вне работы или учебы – в этих встречах не было ничего романтического – мы пили кофе или обедали, болтая о всякой всячине. Мне надо было завести друзей. Я не видела ничего предосудительного в том, чтобы провести вечер в компании человека моего возраста и одной со мной профессии, независимо от его пола, в особенности учитывая, что я находилась в незнакомом, чужом городе, где я никого не знала. Но почти все сотрудники моргов и агенты похоронных бюро были в то время мужчины, и, кто знает, возможно, мое тесное общение с ними вызывало подозрения и неудовольствие у моих коллег из «Метрополитен». Наверное, они думали, что я далеко захожу в своих отношениях с моими знакомыми, имея друга на севере, и их постоянные язвительные замечания были проявлением неуважения ко мне. Но я не стремилась завладеть сердцем своих довольно многочисленных знакомых, не говоря уже о других частях тела. Этот интерес я удовлетворяла в прозекторской! Мои удаленные отношения с северным другом подошли к логическому концу, и мне совершенно не нужны были новые проблемы на юге. У меня не было основ: своего дома, задушевной подруги, приличного парикмахера и любимой кофейни. Я была функциональной единицей, жившей ради работы – я жила только ради мертвых. Постепенно мне стало все больше и больше нравиться мое уединение, и я стала еще сильнее отдаляться от коллег по работе. На работе я слушала музыку, стараясь обращать внимание на мельчайшие детали вскрытия.

Ну, и кроме всего прочего, мне совершенно не улыбалось остаться без пальца.

Кроме того, мне не улыбалось и совершенно пасть духом. Однако когда чувствуешь себя ранимой и одинокой, неизбежно наступает момент, когда ты начинаешь проецировать свои надежды на какого-то одного человека. Таким человеком на работе стал мой наставник в местных нравах, коллега, проявлявший ко мне доброту и участие. И этим человеком стал для меня Джош, младший из техников морга. Он был единственным, с кем мне хотелось общаться в морге «Метрополитен». Насколько он мне, на самом деле, нравился? Этого я не могу сказать точно. Возможно, мне просто настолько не нравились остальные, что он показался мне лучшим другом и товарищем: была обратно пропорциональная зависимость между моей антипатией к «трио террористов» и симпатией к Джошу. Этот парень с волнистыми каштановыми волосами, мягкий и обходительный, естественно, неизбежно становился магнитом для всех «униженных и оскорбленных», короче, для таких, как я. В нем я нашла друга и компаньона для общения, которого мне, время от времени, так недоставало.

Часто, когда «террористы» спали или отлучались после окончания работы, мы с Джошем, в ожидании сигнала домофона, садились в кабинете и смотрели фильмы.

– Как, ты не смотрела «Лабиринт»? – воскликнул Джош во время одной из таких посиделок, и с чувством произнес, видимо, ключевую фразу фильма: «Я ни для кого до сих пор не двигал звезды!»

Я, ничего не понимая, воззрилась на него.

– Ну, ладно, завтра я его принесу, – угрожающим тоном произнес он и исполнил свою угрозу. Мы сидели в тихом кабинете, опустив жалюзи и слушая тихий храп «трио террористов». Звонки домофона, когда приезжали агенты похоронных бюро, не могли нарушить их богатырский сон. С агентами мы разбирались сами, нажимая на кнопку паузы. Иногда, общаясь с Джошем, я жалела, что у реальной жизни нет такой кнопки. Как было бы хорошо, если бы могли спокойно общаться, чтобы все и всё вокруг перестали бы на время существовать.

Думаю, что мои чувства расцвели слишком ярко, но не как роза, а как Ipomoea alba, лунный цветок, который цветет по ночам, в темноте.