Книга Обжигающий лёд - Светлана Леонова

другую страну — сама была на выступлениях. Оказалось, это было тяжелее, чем она думала: титанический труд на льду днем, и безумная тоска ночью. И даже родные стены и окружение любимой семьи не спасали. Ей вообще ничего не хотелось, все казалось тусклым и ненужным. Несколько раз даже срывалась по пустякам, но вовремя сумела взять себя в руки, хотя на результатах ее страдания от неопределенности все же сказались: на последних соревнованиях она не сумела пробиться даже в пятерку лидеров. София Марковна, конечно же, все замечала, только вот повлиять и исправить ничего не могла. Маша была подавлена. Да и последняя беседа с Ярославом вышла непродолжительной, но какой-то скомканной, напряженной, а после нее еще долго оставалось неприятное ощущение пустоты и обреченности. Все шло к логическому завершению их так и не начавшихся отношений. Впервые Маша позволила себе плакать от обиды на обстоятельства. Неужели это все?

С первой же возможностью она, никому ничего не успев сказать, бросилась в другую страну, наспех покидав в дорожную сумку самые необходимые вещи, благо, для спортсменов такой багаж был привычным. Только по прибытии она позвонила родителям, чтобы предупредить. Ох, и наслушалась же от них! Но кто не делает ошибок в молодости? Даже они не были исключением. Хотя мама, как и всегда, была на ее стороне: «Бояться следует недосказанности, а не страданий от отказа — это все переживется, а вот счастье свое можно упустить и больше его не найти». Мама, как никто другой, могла поддержать ее. И словом, и заботой. И даже одобрением на, казалось бы, совершенно безумные вещи, такие как сейчас.

Финальная сирена вернула ее в действительность, заставив вздрогнуть от неожиданности. Маша подняла голову и перевела взгляд на табло. 2:1, увы, не в пользу команды Ярослава. Как она вообще смотрела матч, если совершенно ничего не помнила?

Зрители постепенно покидали зал, трибуны стремительно пустели, только Маша все еще продолжала сидеть. Стоило тоже выйти, чтобы отыскать холл, где она смогла бы встретиться с Ярославом, но ей было страшно. Как он воспримет ее появление? Нужно было собраться, и не такие страхи приходилось побеждать.

Но едва только она вышла в холл, как ее окружила группа молодых людей.

— Excuse me, you're a famous figure skater Soboleva, aren't you? — слышалось со всех сторон. — Can I have a photo with you? Can I have your autograph?*

Пока профессионально улыбалась на камеру, раздавала автографы и отвечала на вопросы неизвестно откуда налетевших репортеров, едва не пропустила команду. Только волноваться ей теперь предстояло по иному поводу, потому как прямо на нее стремительно и уверенно шел Ярослав. Сосредоточенный и хмурый, с большой сумкой на плече, он смотрел только на нее, словно никого вокруг них и не было, и у Маши сердце зашлось от его взгляда исподлобья.

-

*Пер.: Простите, вы ведь известная фигуристка Соболева, не так ли? Можно фото с Вами? Можно Ваш автограф?

Глава 23. И чтоб больше никаких Переверзевых рядом!

У него начались галлюцинации, не иначе — стоило только мельком взглянуть на огромный монитор, ему вновь померещилась Льдинка. Он думал о ней постоянно, то доводя себя до бессмысленной ревности к ее работе, к тем, кого видел рядом с ней в тех или иных выпусках новостей, то останавливал себя в шаге от необдуманного решения бросить все к чертовой матери и вернуться. Иногда и вовсе позволял себе отдаться в волю новых эмоций и сердито рычать на всех от одиночества. Да еще эта адаптация, будь она неладна. Вливание в новый клуб проходило тяжело, языковой барьер, несмотря на годный разговорный английский, все равно влиял и на рабочие моменты, и на общение с тренерами, членами команды. Было адски тяжело, но жаловаться не в привычке Ярослава, да и физические нагрузки помогали немного отрешиться от груза собственных мыслей. Только вот игра все равно никак не шла, и тренер уже с сомнением присматривался к нему, явно подумывая, не зря ли вообще выбрали этого русского парня в команду. Сегодняшний тур ничем не отличался от многих других: не было результата, не было отдачи и характера. Потерян какой-то стимул, и прежняя мечта уже не казалась такой важной.

А потом он увидел ЕЕ. И глазам своим не поверил. Дежа-вю какое-то. Наваждение. Но камера несколько раз выбирала из тысячи болельщиков задумчивую девушку, отрешенно смотревшую прямо на лед, подперев кулачками подбородок. Льдинка. Откуда, черт возьми, она тут взялась? А внутренний голос, едва ли не мурча от удовольствия, говорил: «К тебе прилетела». От неожиданной радости даже открылось второе дыхание, как тогда, на Олимпиаде. И пусть сравнять счет и перевести в свою пользу не удалось, но единственная шайба, забитая в ворота соперника, была именно его.

Как покидал лед, как торопился в раздевалку, наспех принимал душ, а потом еще слушал тренеров, украдкой поглядывая на часы, мысленно прикидывая, не успеет ли Маша уйти за это время, Ярослав и сам уже не помнил. В памяти остались лишь стремительно проносившиеся мимо стены коридора. Он нашел ее в холле спорткомплекса, окруженную какими-то людьми, сменяющими друг друга рядом с ней. Не сразу догадался, что это любопытные зеваки, которые распознали в девушке известную спортсменку и теперь просили чуточку внимания, а Маша, наученная годами выступлений, терпеливо улыбалась, спокойно воспринимая всю эту шумиху вокруг, хотя и невооруженным взглядом была видна ее растерянность. Боже, какие-то чужие люди находились рядом с ней. Но не он. Досада и раздражение вновь охватили его. Они не виделись слишком долго, и ждать даже пару минут, когда же на него обратят внимание, он был не готов. Маша принадлежала только ему, и пусть хоть кто-то попробует преградить ему дорогу или, спаси его боже, попытается его отвлечь…

— Идем, — только и смог произнести Ярослав, когда подошел к Маше вплотную. Взял ее руку в свою и потянул за собой, нисколько не беспокоясь о том, как вообще это выглядело со стороны. Ему было все равно! Разве им нужны сторонние свидетели? Это мгновение — приветствия после долгой разлуки — они должны были разделить только лишь друг с другом.

Маша без лишних вопросов следовала за ним, крепко сжимая его ладонь, сжимавшую словно в тисках, ее ладошку. И лишь только оба оказались в тесном пространстве затонированного автомобиля, Ярослав сорвался. Пальцы тут же потянулись к нежному лицу, залитому смущенным румянцем, заскользили к вискам, дальше к затылку, притягивая к себе. Промедление, словно смерти подобно. Он уже