Книга Махинации самозванца - Илья Николаевич Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы падаем с Марвуком. По-другому и быть не может. Тут все маломерки, и только мы с Антеро были великанами. Соответственно, и массы тела у нас разные.
Заломал рыцаря, бил в переносицу лбом, но попадал по загривку. Тупо сел сверху на его тушку, зажал его руки между своими бёдрами. И пошли плюшки от меня. Двоечка, ещё двоечка. Кто там воет, что бить стариков нельзя?! Ещё как можно, но смотря за что…
В итоге всё вышло не так и плохо. Дуэль, блин, состоялась. Я кулаками ввёл в нокаут старика. Старик мне поставил рассечение на лбу и по телу нахлестал. Так что, можно сказать, боевая ничья, но с моим явным преимуществом.
Глава 3
Временное, о всяком
– И чего?! Зачем весь этот фарс? – шепчет подо мной старик.
– А затем… чтобы кто-то меньше языком молол! – шепчу я в ответ.
– А в чём я не прав? Они предатели!
– Он предатель! Он искупил! Но дети ни при чём! – валяюсь я на нем. – Сам-то как, живой?
– Живой! Слезай с меня, боров. Почему?!
– Не поймёшь… Из-за слез… Из-за того, что ты довёл… Жалко девку…
– Почему не пойму… Понял… У тебя крестьянок в замке мало. Из-за одной… Глупо. Что ты тупишь…
– Я же говорил, что не поймёшь…
– Слезь! Я устал. Тяжёлый!
– Не так быстро. А зачем я тут херней маялся?!
– Ты это к чему?
– Где извинения перед бабой?!
– Бабой?!
– Девкой. Не цепляйся к словам.
– А зачем?! Я всё сказал…
– А затем, чтобы ты… Тварь… Сука! Не боишься смерти…
– А ты только сейчас это понял…
– Ты поймёшь… Надо! Не ради меня… Ради них…
– Зачем?
– Глупо, но как есть… Чтобы не было слёз…
– Серьёзная причина… а ты всё равно плохой правитель…
– Какой есть… Встаём? Будешь извиняться?
– Буду. Слезь, сука, с меня. Где вы такие отъедаетесь…
– Молчи уж… – прошептал я и сам понял, что у меня от сердца отлегло. Рыцарь, несмотря на его паршивый язык, неплохой человек. Незлопамятный, не стал на меня обижаться.
Марвук извинялся. Низшее дворянство делало вид, что это в обычной колее. Денна ушла после извинений, наверное, плакать, но я не Бог, я не могу всем услужить. Её брат под присмотром Олави уже засыпал. Дед, конечно, старый, но я молюсь, чтобы никто не задел мелкого. Он убьёт и не подумает. Мне было достаточно его взгляда, когда он выступал свидетелем.
У Олави свернуло башню. Поверьте, я знаю, о чём говорю. Дед суров. Дед сволочь. Дед негодяй. Дед скотина. Он тварь. Таким нельзя жить. Мой сынок не может общаться с такими тварями. Он убийца. Мой ребёнок не может быть рядом с ним. Он же чудовище. Почему он жив и тут…
Всё это можно отнести к старому. Старый не ангел. Поверьте, старый не ангел. Я не знаток человеческих душ, но что-то и я понимаю. Всех мужчин, кто испачкался в крови и пытается жить мирной жизнью, так называют.
Когда возникают проблемы, то все прежние эпитеты меняются на прямо противоположные. Герой, спаситель, защитник. Спаси, помоги. А потом будет всё как прежде. Негодяй, скотина, тварь…
Я же смотрел на всю эту пьяную вакханалию. Признаться, я сам ничуть не лучше местных алкашей. Такой же. Потом что-то во мне сломалось. Я в очередной раз ушёл от публики. Мне в очередной раз стало тошно…
Я не помню, что хотел сказать Денне. Я хотел догнать её, забыв по пьяни, что она уже давно ушла. Хотел сказать что-то важное. Что я важное хотел сказать, сам не помню. Я только помню общие фразы. Я пьяный. Я тогда не был правителем, политиком, человеком. Кто может, тот поймёт…
У комнаты Денны я затормозил. Она плакала. Я тут жопу себе рвал за её честь, а она плачет. Я сидел за порогом её комнаты, в тени двери и слушал. Полуприкрытая дверь давала мне хороший звук.
Кто-то может сказать: «А что же ты за сволочь?! Не утешил слабую!»
Пошли вы все. У меня смерть Халлы перед глазами, ребёнок Кайи. Тебе непонятно, что у меня после этого не стоит, тем более на костлявых малолеток.
Я сидел и слушал. Я не вмешивался. Не утешал. Просто слушал. Знаю, что с точки зрения баб, я неправильно поступил. Но это же бабы, они озабочены и всё на этом. Я поступил так, как поступил. Просто сидел, слушал и сжимал кулаки.
Бабам не понять, что, когда мужики не обращают внимания на некоторые вещи, это ещё не означает, что они безучастны. Другое воспитание и другие традиции. Просто нам нельзя…
Кор-сэ́’ Адрус застал меня на неожиданности. Подошёл и сказал:
– Чё ты здесь сидишь?!
Я его не послал. Дело не в том, что я такой культурный, а в том, что я тормозил, переводя русский матерный на местный. Первую часть матов я просто пропущу. Вторую часть матов постесняюсь сказать. Подкрался, сволочь, тут ко мне, когда я тут размяк.
– Адрус, мне плохо… – после матов на неожиданности промямлила моя пьяная тушка. – Меня сломало…
– Понятно… – сказал кор-сэ́ и попытался меня отрубить пинком в подбородок.
– Ты охренел, – первое что вырвалось из меня.
– Просто я тебя проверял. Вставай. Столько баб ещё не вые…
– Дурак ты… – всё, что мог я сказать, поднимаясь с помощью графа. – А как же все на поминках?
– Да без тебя разберутся. Ты думаешь, они без тебя до винного погреба с утра не дойдут?
– Ты прав. Ну их. Поехали… Только тихо… Не хочу, чтобы меня спалили, что я их бросил… Не хочу толпу тащить с собой…
Охота на удивление задалась. Я не спорю, что в долине нет хищников, но и мелочь можно уважить. Били, что попадёт под руку. Попались заяц, лось, гусь и лиса. Именно так, в такой последовательности.
Зайца порвали собаки. Лось немного дал мне развеяться. Кто думает, что лось слабак, тот дурак. Представь, машина рогами до середины второго этажа и прёт на тебя или от тебя. И в этой туше почти тонна. Эту тушу убить проще, чем волочь её на себе. Лося толпой окучили, приласкали арбалетными болтами, копьями добили.
Сохатый до того, как сдох, успел одного дурного пса убить и одного неплохо зацепить. Дурные псы кидались под копыта, за что и отхватили. Теперь уже не понять, то ли люди паршиво псов выдрессировали, то ли псы дурные. Не мои псы – не знаю.
Гуся просто
