Книга Пока есть просекко, есть надежда - Фульвио Эрвас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы должны защитить нашу молодежь! – закричали члены Братства хором.
– Галлюциногенные свойства банановой кожуры – это фейк, – сказал Стуки.
– Наш народ этого не примет! – с горячим убеждением заявил Первый учитель. – Парни только и ждут сигнала! Будет достаточно одной, последней, капли.
– Кто эти парни?
– Кое-кто. Горячие головы есть везде, в том числе и среди нас. Если эта женщина хочет оскорбить наши земли, она найдет здесь достойных противников.
Остальные с воодушевлением его поддержали.
– Вы что-нибудь знали о намерениях Анчилотто?
– Совсем ничего.
– Ни полслова в задушевной беседе за бокалом вина?
– Нет.
– Вам было известно о его состоянии здоровья?
– В последний год он почти не посещал собрания Братства.
– Он ни с кем из вас близко не общался? Даже с вами, господин Раме? Как с казначеем, я имею в виду.
Марио Раме был красивым мужчиной с привлекательной улыбкой и лукавым взглядом. Он владел туристическим агентством, специализирующимся на винных турах в итальянских регионах Венето и Фриули, а также в Словении.
– В последнее время граф Анчилотто был немного обижен на нас всех. Спорил, возражал… Много полемики было и в его комментариях на сайте под названием «Кружок мудрых любителей вина». Анчилотто писал под ником «Просекко блюз». В основном жаловался на жизнь. Часто старался уколоть, но иногда и рубил с плеча. Граф хотел больше качества и меньше количества. Это тема сложная и противоречивая. Его обвинения заключались в том, что о территории заботятся недостаточно.
Господин Раме умолк, демонстративно глядя на Великого учителя.
– Мы занимаемся вином! – раздраженно ответил тот.
– Но просекко связано с землей, где рождается виноград.
– Кто бы говорил, Раме! Когда ты был членом городского совета, ты голосовал за строительство нового торгового центра.
Раме покраснел.
– Вы его рассердили, – прошептал Стуки, заметив на одной из полок бутылку вина 1961 года.
«Это уже история», – подумал инспектор.
– Вы, его соратники в битвах, в убеждениях, в идеалах, вы его разочаровали. Граф больше не находил в вас того видения окружающей действительности, которое приподнимает человека над серостью полок супермаркетов. Анчилотто рассмотрел в вас только продавцов пластиковых пробок, наборов стаканов и декантеров[31]. Торговцы, вы давно уже не были поэтами полей, распускающихся почек и наливных гроздьев винограда. Граф Анчилотто чувствовал себя одиноким, один со своими ста пятьюдесятью тысячами игрушечных солдатиков, неподвижно стоящих рядами. Потому что он не допускал больше трех тысяч лоз на гектар. Или я ошибаюсь? – спросил Стуки, который быстро произвел расчеты в уме.
Члены Братства просекко молча закивали головами.
Покидая штаб-квартиру Братства, Стуки подумал, что ему все же удалось их немного расшевелить. Но только без толку. В чем эти люди были виноваты? И что он мог изменить? Для тех, кому нравились белые вина, деятельность этих людей была очень значимой. Незаметно для него самого, мысли Стуки сместились от Братства просекко к самому «виновнику торжества» – игристому белому вину просекко.
Знатоки вина, гораздо больше понимающие в этом вопросе, чем Стуки, так описывали достоинства просекко. Его вкус сложно определить и еще труднее выразить словами. Благодаря неуловимому ощущению свежести, это вино очень подходит для дружеской легкой обстановки без церемоний: его можно пить, стоя в баре, в ожидании бракосочетания или после подписания делового контракта. Другие возражали, что просекко – это вино на один светский сезон. Веселье без обязательств как воплощение пустого образа жизни. Вино—позёр, модник, весельчак, сплетник и нарцисс. Но, если подумать, во всем этом виновато не вино, а люди. Их желание почувствовать во рту острые, свежие и мимолетные пузырьки. Для Стуки это было приятное вино, гораздо более располагающее к себе, чем темное пиво. Конечно, вино всегда внушало больше уважения, чем пиво, он это признавал. Природе не нужен фейерверк, чтобы произвести пинту пива со злакового поля. Однолетние растения, такие как ячмень или пшеница, говорят на быстром языке настоящего. Лоза всегда проецирует свою тень в будущее.
Ему нужно обязательно встретиться в кем-то из комитета, протестующего против цементного завода. Леонарди и Спрейфико ничего особенного из них не выудили. «Несколько пенсионеров, пара домохозяек, один-два хронических больных, ненавидящих прогресс», – так это прокомментировал комиссар. Спрейфико добыл инспектору номер телефона. Стуки сказал себе, что короткий разговор с кем-то из комитета точно не повредит.
Инспектор Стуки оказался один на один с молодым семейным врачом. Улыбающийся доктор Сильвестри был крепок и массивен, как игрок в регби. Стуки угадал: во времена своей долгой учебы тот выступал за университетскую команду регбистов. В субботу днем врач пришел в амбулаторию, чтобы заполнить медицинские карты и выписать рецепты. Он пожал руку инспектору и постарался освободить ему место – между кушеткой и креслом, заваленным медикаментами.
– Только что приходили два медицинских представителя, – объяснил доктор Сильвестри. – Но вернемся к делу, потому что вирусы нас ждать не будут.
– Я здесь по поводу господина Спеджорина…
– По той простой причине, что невиновные всегда первые подозреваемые, ведь так?
– Вы стоите во главе комитета?
– Что вы имеете в виду? Говорите яснее. Инспектор, я никогда не скрываю диагноз от моих пациентов.
– Даже когда речь идет о чем-то очень нехорошем?
– Я посылаю анонимное письмо. Очень подробное.
– Вы шутите?
– Конечно!
– Послушайте, доктор, чем именно занимается комитет?
Врач стал поправлять воротник рубашки.
– Мои пациенты живут в пригороде, и они очень внимательны к вопросам своего здоровья. Мы собрали средства, чтобы провести независимый анализ выбросов цементного завода, который находится всего в двух километрах отсюда. Комитет поручил это дело специализированной фирме, и отбор проб уже идет… Мы хотим знать реальную экологическую обстановку.
– Но… вы… почему?
– Потому что многих жителей из этих домов уже нет на свете. И уходили они очень тяжело. Возможно, это всего лишь случайность, статистические колебания, но…
– Вы в это не верите.
– Нет. Возможно, через двести лет у нас хватит смелости признать, что рак – это беда общества, а не индивидуальное несчастье. А пока нужно научиться защищаться. Мы хотим ясно видеть ситуацию. Нам нужны точные данные.
– Что именно вас