Книга Японская разведка против СССР - Алексей Борисович Кириченко

из контрразведки и работал в одном из учебных центров ПГУ заведующим спецкафедрой. Меня не интересовали его производственные вопросы. Я только сказал, что рад за него. Потом я продолжил, сказав, что наконец-то в КГБ стали терпимо относиться к тем, кто был знаком с беглецами. В. Холмов переспросил, кого я имею в виду. Я сказал, что Левченко. На этом разговор на эту тему и прекратился, но мне показалось, что последует его продолжение, ибо не зря задавал кадровик уточняющие вопросы.

И точно, не успел я вернуться в кабинет, как мне позвонил начальник отдела управления кадров Щербаков и попросил зайти к нему. Он спросил, какие у меня отношения с Газизовым. Я ответил, что не очень хорошие, поэтому не хотел бы давать какие-то оценки, ибо они все равно будут субъективными.

Щербаков поставил интересовавший его вопрос и спросил, знал ли Газизов Левченко. Я ответил положительно и добавил, что не только знал, но и рекомендовал его в разведку. Он попросил меня написать об этом, но я сказал, что каждый из знавших Левченко в свое время о нем писал. По этой причине я писать отказался, сказав, что это будет выглядеть как донос. Чтобы удостовериться в моей правоте, я посоветовал Щербакову посмотреть подборки материалов на Катэяму иТавамацу, в которых должны быть сообщения «Артура» с резолюциями Газизова.

Как потом мне сообщил Холмов, при разбирательстве дела о побеге Левченко Газизов в своей объяснительной написал, что не был лично знаком с изменником, и признал, что он недостаточно контролировал своего подчиненного Севастьянова, который рекомендовал такого подонка в разведку. Щербакову после моих слов не представило никакого труда восстановить истину.

Оказывается, у Газизова уже на руках были авиабилеты и заграничные паспорта на него и жену. Был также позади и отходной банкет, который обычно устраивает для своих друзей отъезжающий за границу. Можно только себе представить, какой для него был удар, когда за день до отлета в загранкомандировку его пригласили под каким-то предлогом в кадры и все документы отняли. Несостоявшийся резидент остался в Москве.

Я знаю, что все это произошло из-за меня, но считаю, что судьба с Газизовым распорядилась справедливо, ибо нельзя делать свое благополучие за счет других и нужно всегда говорить правду, какая бы она ни была неприятная.

Чтобы обелить свою черную репутацию, Левченко поплакался в жилетку «выдающемуся американскому журналисту» Джону Баррону, специализирующемуся на дискредитации КГБ, который в своей книге[19] попытался героизировать беглеца, но ему это не удалось — предатель всегда останется предателем, в какие бы одежды его ни рядили.

Левченко иногда выступает экспертом по КГБ. Но он же ничего не знает об этом ведомстве.

Генерал-непоседа

В 1977 году в советской контрразведке произошла очередная частичная реорганизация и наш отдел разделили на два. На вакантное место начальника нового отдела назначили генерал-майора Гавриленко Н.А.

Маленький и щуплый на вид Гавриленко, со слов тех, кто с ним работал, был из людей, от которых можно было ожидать подвоха с любой стороны в самое неожиданное время.

Во время войны он учился в авиационном институте. И хотя был 1920 года рождения, то есть призывного возраста, но имел бронь и на фронте не был.

Когда же Красная армия приблизилась к логову Гитлера, Гавриленко вдруг призвали в войска НКВД, где он выполнял какие-то функции в тылу, что позволило ему получить документы участника войны. Затем ему удалось вырваться в разведку, откуда его вскоре удалили и «направили на укрепление контрразведки» на рядовую оперативную должность. Здесь он себя ничем особым не проявил, но обратил на себя внимание некоей неистовостью к искоренению недостатков, о чем неутомимо говорил на партийных собраниях или совещаниях.

Как человек, патологически нетерпимый к недостаткам других (а иногда и к достоинствам), он был назначен руководителем одного маленького, но важного подразделения, в котором он должен был «навести порядок».

Подразделение это в контрразведывательной работе крайне необходимо, но работа в нем довольно тяжела, и не зря работавшим в нем сотрудникам год выслуги засчитывался за полтора.

В этом подразделении работали специалисты и энтузиасты своего дела, служили не за награды, не за страх, а за совесть. Тяжелая работа, почти всегда в неурочное время, требовала своеобразной разрядки, но кое-кто перебирал горячительных напитков, и это становилось известно руководству, которое реагировало на это репрессивными мерами. Сменявшие друг друга начальники этого подразделения не «закладывали» своих подчиненных, что называется — с ними снюхивались. Поэтому понадобился новый, нейтральный человек, который смог бы навести там революционный порядок. На такую должность, по мнению руководства, как раз и подходил майор Гавриленко.

И действительно, вскоре решительными мерами он навел в подразделении порядок. Закоренелых любителей спиртного он уволил, но на место испытанных бойцов встали новые «пивцы». Неужели и этих выгонять? Других воспитательных мер воздействия он не признавал, да и не хотел ими пользоваться, ибо основным движущим мотивом его деятельности была подозрительность, с которой он одинаково относился как к противникам, так и к друзьям.

Вскоре его показная принципиальность всем сотрудникам изрядно надоела и они поносили его между собой, как только можно.

Вместо того чтобы внести коррективы в свое поведение, он в разоблачительном угаре продолжал разными путями выявлять своих недоброжелателей. А что их выявлять, если всем он был не люб?

Один из них мне рассказал, что сотрудники часто в беседах между собой ругали Гавриленко. Однажды, когда они обсуждали очередной воспитательный шаг начальника, кто-то обратил внимание, что на столе лежит подозрительная папка. И точно, при исследовании оказалось, что это была импортная папка с вмонтированным в нее миниатюрным магнитофоном. Кто-то предложил проверить качество электронной продукции империалистического Запада и пару раз ударил по тайному микрофону обычным русским молотком. Естественно, хилое произведение западных мастеров не выдержало удара изделия из булатной стали, сработанного руками русских умельцев.

Все ждали, что разразится буря. Но Гавриленко не стал поднимать шум, ибо знал, что за свои самоуправные проверочные действия он может быть наказан в служебном порядке. Ибо использовать технические средства контроля для проверки оперативного состава разрешалось в исключительных случаях и с разрешения руководства КГБ.

Как потом удалось выяснить, эта приобретенная за границей за 80 тысяч долларов специальная аппаратура, которая не выработала своего срока годности, была потихоньку списана. Санкционировал эту финансовую акцию заместитель начальника контрразведки генерал Ф.А. Щербак, которому неудачный детектив-любитель поплакался в жилетку.

Тем не менее обстановка в подразделении все более накалялась и оперативный состав собирался забаллотировать своего начальника при выборах партийного бюро на