Книга На дне Одессы - Лазарь Осипович Кармен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надя с удивлением слушала Бетю. Она раньше и не подозревала присутствия в ней комической жилки, и когда та стала знакомить ее с системой расхваливания товара экономки, то от души хохотала. Бетя сама тоже давилась смехом. Ей, по-видимому, доставляло большое удовольствие критиковать экономку.
— А почему она велела мне называться дочерью подпоручика в отставке? — спросила Надя.
— Потому, что ей так нравится. Она каждой девушке что-нибудь придумывает. Положим, иначе нельзя. Гости постоянно пристают — кто ты, в душу к тебе лезут. Противные. Зачем это, не понимаю. Пришли, взяли что надо, и довольно. Уходите. Нет. Они садятся около тебя и расспрашивают — кто твои родные, как ты сюда попала? И надо ответить. Конечно, нехорошо сказать правду, что ты дочь дворника или портного. Мне, например, хозяйка велела говорить, что я — дочь аптекаря из Мелитополя, хотя отец мой сапожник, и я из Вильны. А Фене, отец которой извозчик, велели говорить, что она — дочь купца из Ростова-на-Дону.
Разговаривая, Бетя вынула из стекла нагретые щипцы, подула на них, повертела ими, вытерла их тряпочкой, провела по ним пальцем и стала завивать Наде чуб.
— А я хотела удрать отсюда, — сказала Надя.
— Когда?
Бетя намотала на щипцы прядь волос и ловко сделала колечко.
— После того, как вы ушли от меня.
И Надя рассказала, как ей сделалось вдруг страшно, как она была уже на лестнице и, как она испугалась двух незнакомых мужчин.
— Это бывает с каждой новой девушкой, — заметила Бетя, выслушав ее. — Я тоже, когда поступила сюда, в первый же день хотела бежать… А вы напрасно так сильно пугаетесь, милочка. Положим, я виновата. Я напугала вас. Знаете, что я вам скажу? Если присмотреться, то здесь хорошо. Кормят три раза в день.
— Неужели?
— Да. Они (хозяева) если бы даже не хотели кормить, то не могут. Это их же интерес. Что? Хорошо, если девушка будет похожа на дохлятину и у нее сил не будет? Гости смотреть на нее не захотят. Одно только страшно, что на тебя смотрят, как на товар, как на вещь.
— Кто? Хозяйка?
— И хозяйка, и гости. Больше гости. У них ни капельки совести.
— А кто те мужчины, о которых я вам рассказывала, которые сидели внизу, под лестницей? — спросила Надя.
— Швейцар и Николай.
— А кто этот Николай? Он такие ужасы рассказывает?
— Он у нас вроде сторожа, защитника. Все его называют "вышибайло". Он смотрит, чтобы гости не обижали девушек и не делали скандалов. На прошлой неделе пришел к нам пьяный господин, подошел ко мне и говорит: "Послушай, иерусалимская крыса. Сколько возьмешь за то, чтобы я тебе по уху смазал?" Понимаете? Такой дурак. Я ответила ему: "Можете смазать по уху вашу жену или дочь. А меня не смеете. Вы не думайте, что если я нахожусь в этом доме, то вы имеете право бить меня". Он рассердился и ударил меня. Я закричала. Девушки закричали тоже и позвали Николая. И Николай ему дал. — Бетя прищелкнула языком и покачала головой. — Ах, он ему дал. Ва! Он так бил его, так бил! — Глаза у Бети заблистали торжеством.
Рассказывая, Бетя старательно выводила на лбу у Нади колечки.
— А как вы думаете, — спросила Надя, — Николай пли швейцар остановил бы меня тогда, когда я хотела удрать?
— Остановил бы.
— Разве кто-нибудь имеет право удерживать меня здесь?
— Права не имеет, но вас не выпустили бы без экономки… А веселая наша жизнь, — в голосе Бети зазвучала ирония. — Кто танцует в году раз, а мы — 365. Каждую ночь. С вечера до утра. У меня постоянно голова шумит от танцев, и мне кажется, что я и сейчас танцую.
Бетя окончила завивку чуба и сказала:
— Теперь давайте пудриться.
Надя взялась за пуховку с рисовой пудрой, но Бетя остановила ее:
— Раньше надо вымазаться глицерином, а то пудра не будет держаться.
И она стала мазать ей лицо и шею. Вымазав ее, Бетя стала пудрить. Она пудрила и болтала без умолку.
— А как вам наша хозяйка нравится? Вы знаете, как ее называют? "Фараонова корова". Ее так один чиновник назвал. Она такая смешная. Она всем говорит, что "фирма" ее существует с 1843 года. А сынка ее знаете?
— Леву-то?
— Да, Леву. Ах, какой это потерянный человек. Сколько он стоит хозяйке денег! Раньше он учился в реальном училище, потом в коммерческом и ничего из этого не вышло, потом учился играть на скрипке. Хозяйка думала, что он будет хорошим скрипачом и будет концерты давать. И из этого тоже ничего не вышло. Он заложил скрипку в ломбард. И что он делает с хозяйкой? Он ругает ее, как последнюю, и выманивает у нее все деньги. Вы только посмотрите на него. Каждый день на нем новый галстух и брюки. И каждый день он катается на резиновых шинах.
— А Симон? — спросила Надя.
— Симон? Что ему? Он хорошо кушает, пьет, по пятницам ходит в Харьковскую баню, по субботам в синагогу, играет в "дурачки" с хозяйкой и лезет до всех девушек.
Надя, слушая характеристику хозяйки, хозяина и сына, не могла вторично удержаться от хохота.
Бетя заканчивала свою работу. Она накладывала заячьей лапкой на уши и щеки Нади румяна.
Когда румяна были наложены, она распустила ей волосы, тщательно расчесала их и вплела в них ленту. Вплетая ленту, она сказала:
— Знаете, что я вам скажу? Я вас полюбила, как сестру.
— И я тоже, — призналась Надя.
— Давайте будем на "ты".
— Давайте.
— Жаль, что нет вина, а то мы выпили бы брудершафт. Я вчера пила брудершафт с одним инженером путем сообщений. Вы знаете, что такое "путем сообщений"?..
— Нет.
— Я тоже не знаю.
— А хотите, мы поцелуемся?
— С удовольствием.
И новые подруги крепко поцеловались.
— Теперь можете одеваться, — сказала Бетя.
Надя оделась.
Бетя отошла немного в сторону, прищурила левый глаз и посмотрела на нее с таким выражением, с каким смотрит художник на свое произведение. И она осталась весьма довольной ею.
Надя, в зеленой юбочке с черными клетками, в пелеринке и туфлях, надетых на открытые по щиколотку и обутые в черные чулки ноги, выглядела прелестной гимназисткой.
