Книга Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

большинство служивших на флоте уроженцев Эстонии и Латвии хотели уехать туда, несмотря на то, что многие из них были русскими, украинцами, белорусами и т. д. Существовал целый ряд причин, по которым выезд на родину затягивался. С одной стороны, неповоротливый советский государственный аппарат замедлял этот процесс, но еще больше мешало нежелание командования флота отпускать этих людей, общее число которых составляло более 700 человек, среди которых были ценные специалисты. Они участвовали в восстании в Кронштадте, в большинстве ушли в Финляндию и уже оттуда выехали в свои страны.

Власти догадывались о зреющем недовольстве на линкорах, но преуменьшали его размеры. Какие-то меры, чтобы убрать с флота наиболее недовольные элементы, все-таки предпринимались. Всего на Балтийском флоте с 15 января по 28 февраля 1921 г. был демобилизован 601 моряк. Но только за один день 2 февраля с «Севастополя» были списаны 28 военморов по требованию Особого отдела охраны финской границы[328]. Интересно, что на кораблях не хватало всего, кроме культурных развлечений. В отчетной сводке политотдела 21 февраля (за месяц): «на Л. К. „Севастополь“ и на фортах состоялось 4 киносеанса. Демонстрировались драмы, комедии и бытовые картины. Смотрело 1185 человек»[329]. С развлечениями все было в порядке. Но в отправленной 19 февраля сводке политотдела сообщается об отсутствии на корабле «менее важных» средств для поддержания команды в нормальном состоянии: «Л. К. „Севастополь“. Перерасходованы все медикаменты. Санитбалт обещал не ранее 6 марта»[330]. Это значит, что на протяжении всего восстания на «Севастополе» не было даже бинтов для перевязки, не говоря уже о серьезном медицинском оборудовании. В целом в Кронштадте положение с лекарствами было лучше, чем на «Севастополе», но ненамного. Раненых во время восстания лечить в Кронштадте было практически нечем. Часть матросов списывали, других переводили на линкоры с различных судов или взятых по призыву. В сводке политотдела за 17 февраля говорилось: «Л. К. „Севастополь“. Прибыли на укомплектование 16 кочегаров, 10 машинистов трюмных, 9 комендоров, 3 строевых и один сигнальщик»[331]. Мы ничего не знаем о настроении прибывших, о том, какую роль они играли в восстании, но, без сомнения, не успевшие к моменту восстания тесно сплотиться с коллективом, они являлись определенной помехой. А культурно-лекционная жизнь продолжала бить ключом: «Л. К. „Севастополь“ прошла лекция на тему: Политическая экономия»[332]. Может быть, наслушавшись марксистских политических теорий, матросы, вдохновленные основоположником, решили восстать?

Политотдел регулярно сообщал о жалобах матросов на «невыносимую грязь на корабле», на нехватку продовольствия. Из-за довольно халатного отношения к выполнению служебных обязанностей со стороны экипажа на «Севастополе» регулярно происходили пожары. Политотдел писал в донесении за 11 января: «Л. К. „Севастополь“. В 23 часу во 2-й и 3-й кочегарках возник пожар (причина не указана), который в 3 часа ночи был ликвидирован. Один человек сгорел, несколько больных, к выяснению приняты меры»[333]. Недовольны были матросы и привилегированным положением офицеров и служащих Морского ведомства, как отмечали в политотделе: «Л. К. „Севастополь“. Среди команды идет ропот, что семьи моряков, проживающие на городских квартирах, не получают от порта дров, тогда как проживающие в домах Морского ведомства удовлетворяются всем необходимым»[334].

2. Коммунисты

Одним из первых распоряжений ВРК был приказ, чтобы во всех учреждениях, предприятиях, на кораблях и в воинских частях были избраны тройки из беспартийных, коим перешла вся полнота власти. Арканников рассказывал, что в штабе, «как и во всех частях и учреждениях крепости, как политический орган была образована тройка из беспартийных»[335]. Движение было настолько популярно в Кронштадте, что его поддержало большинство коммунистов, затем героически сражавшихся с наступающими частями 7-й армии. После сдачи крепости именно в отношении них победители были особенно безжалостны. Но большинство видных советских партийных работников и чекистов бежали из крепости. Некоторые были арестованы, как Кузьмин, Васильев, Батис, Зосимов. Часть оставшихся в Кронштадте партийных работников: Ильин, комиссар продовольствия при исполкоме Кронштадтского совета, Ф. Х. Первушин, председатель Союза рабочих металлистов, А. С. Кабанов, председатель Союза кронштадтских профсоюзов, сохранившие тесную связь с рабочими и матросами, но будучи коммунистами по своим убеждениям, считали, что у них есть возможность служить посредниками в конфликте, помочь арестованным коммунистам и даже попытаться их освободить. Следователям, ведшим их дела после занятия Кронштадта, они говорили, что их целью было «…выиграть время для проведения в жизнь плана конспиративной работы»[336].

Видимо, некоторые из ответственных коммунистов, сотрудничавших с ВРК, на самом деле хотели помочь большевикам, как Ильин, передававший информацию командованию 7-й армии, который был разоблачен, арестован и заключен в тюрьму. Уже 2 марта с разрешения ВРК было образовано Временное бюро кронштадтской организации ВРК. Оно выпустило воззвание, призывавшее членов партии оставаться на своих местах, продолжать работать и не поддаваться «ложным вздорным слухам, пускаемым явно провокаторскими элементами». Воззвание прославляло РКП(б), которая «с оружием в руках защищала и будет защищать все завоевания рабочего класса против явных и тайных белогвардейцев, желающих уничтожения власти рабочих и крестьян». Но в воззвании четко заявлялось, что Временное бюро «…признает необходимость перевыборов советов и призывает членов РКП принять участие в этих выборах ‹…›, не чинить никаких препятствий мероприятиям, проводимым Временным революционным комитетом»[337].

Первоначально арестованные коммунисты находились в заключении на «Петропавловске», но вскоре, благодаря протестам Первушина, Ильина и других, все заключенные были отправлены в Морскую следственную тюрьму и Гражданскую тюрьму. Основным местом заключения стала Морская следственная тюрьма. Комиссар минного отряда крепости А. Л. Титов вспоминал о днях заключения: «Комендантом Морской тюрьмы был назначен матрос Тузов с линкора „Петропавловск“, называвший себя анархистом, а прежний начальник тюрьмы был оставлен в должности помощника. Имея свободный доступ в камеры к арестованным, помощник коменданта информировал заключенных о положении в стране и в Кронштадте, снабжал нас газетами, сумел даже заготовить и спрятать для нас, на всякий случай, оружие (винтовки с патронами)»[338]. Позднее они были сняты со своих должностей, Тузов жил дома, а когда части 7-й армии ворвались в Кронштадт, прибыл в тюрьму, помог заключенным освободиться и напасть на охрану. В отношении свободы передвижения эта тюрьма также не походила на другие тюрьмы. Заключенный Ф. М. Никитин вспоминал: «Отправили в одиночку, я был не очень хорошего мнения об одиночках, зная, что оттуда не выйдешь. Но там двери были открыты и можно было общаться. ‹…› Относительно сидения в тюрьме, я могу сказать, что там у нас время проходило в общественно-политических спорах между отдельными руководящими работниками. Говорили и о том, кто больше виноват в