Книга Шанхайское сияние - Елена Юдина

перед глазами всплывали картинки их совместных фотосессий сначала с растущим животом, а потом с их прекрасным рыжим сыночком. Аня подумала про Ребекку, сознательно лишившую себя этого счастья и ей стало так противно на душе словно ее сердце вынули из груди, пожевали, а потом вставили обратно. В последнее время она стала замечать за собой как часто думает о том, что они с Германом могли и вовсе никогда не быть вместе, если бы в свое время датчанка решила бы поступить иначе. Не смотря на личную неприязнь и отвращение к этой стерве, она в чем-то была благодарна Ребекке хоть за небольшой шанс насладиться любовью своего немецкого бойфренда, за возможность хотя бы немного побыть его невестой.

Сегодня был ровно тот день, когда год назад Аня начала паковать чемоданы и готовиться к поездке в Китай. Она вспоминала тогдашнюю себя – беззаботную, спокойную, целостную. Мама дрожащими руками подсовывала в огромный чемодан теплые вещи и любимые книги. Аня все выкидывала и шутила над заботливой старушкой о том, насколько глупа ее престарелая мама в понимании необходимых заграницей вещей. Тогда беспечная девушка смеялась над Марией Ивановной, стремившейся создать дочери максимальный комфорт за рубежом, сейчас она хотела вернуть тот момент, позволить матери сделать все по-своему, принять ее выбор вещей, дать маме возможность проявить всю свою родительскую заботу, какой бы гиперболизированной она не была. Но время неумолимо относило Аню от теплых воспоминаний, и закрутившаяся в новой действительности жизнь диктовала свои приоритеты.

– Ты что, действительно это съешь?! – воскликнула Аня, наконец опомнившись от своих переживаний, и обратив внимание на подругу, которая смазала масло и красную рыбу с булки и сотворила жуткий бутерброд с овсяным печеньем.

– Ну не знаю, как тебе, а мне кажется, что это мега вкусно, – невозмутимо ответила та, и засунула в себя сразу пол адской смеси.

– Слушай, я наверно никогда не пойму беременных, – поморщилась Аня, стараясь не смотреть на то, как очередной бутерброд приговаривается к гастрономической пытке.

– Нет, ну когда-нибудь поймешь, – не переставая жевать, говорила Таня. – В твоей жизни в любом случае когда-то появится тот самый человек.

– Уж и не знаю, хочу ли я этого вообще.

– Кстати, ты уж извини свою любознательную подругу, прошло немало времени, не хочешь ли рассказать, что там у вас с немцем произошло? Только не бей, тебя посадят! – толи в шутку, толи всерьез кольнула Таня.

Анна не посчитала Танино любопытство за праздную бестактность, на самом деле приятельница давно ждала от нее всех подробностей, произошедшего между ней и женихом разлада. Аня знала точно – эта история не будет для Татьяны сплетней для сотрудниц по работе и не станет откровенной притчей для мужа, подруга хотела знать все, чтобы поддержать добрым словом, помочь излить душу.

– Да что тут говорить, Тань, я и сама ничего не понимаю, – искренне сказала Анна.

– Ну как, вы же так любили друг друга, неужели все чувства погасли в один момент?

– Чувства пали жертвой обстоятельств, – произнеслась Аня, глядя в окно. Она и сама не понимала, как странно и глупо все получилось. Поступок Германа, нацеленный спасти девушку от отчисления в конце стажировки, намекал на его всепрощающую любовь, но в то же время ни значил ничего в сравнении с жертвой Ани и его на это реакции. Что говорить подруге, девушка не знала. Она сама уже не разбиралась, что в ее жизни хорошо, а что плохо.

– Ну вот глупая ты у меня, или слишком умная, не пойму! – запивая персиковым соком очередной сложный бутерброд, говорила Таня, – ну как чувства могут так быстро пройти? Их либо нет, и тогда вся ваша история и гроша, выеденного не стоит, либо они есть, и тогда они никуда не делись! А я сейчас вижу твое лицо, и понимаю, что все это не шутки —прибаутки, а самая настоящая любовь! И все твои вилами написанные по воде страдания, на самом деле – это переживания от недосказанности, вы ведь так нормально и не поговорили небось!?

– А ты у нас значит штатный психолог и всех насквозь видишь? – немного разозлилась Анна.

– А что тебя видеть? – невозмутимо продолжила подруга. – Ты для меня открытая книга! Любишь Германа до сих пор и боишься не только мне, но и себе об этом честно признаться! Только вот гордость твоя – это твоя и погибель, сказала бы ему, что сглупила, была не права… а ты вечно чуть не то что-то, сама всех отталкиваешь.

– Тань, ну вот что ты знаешь? – воскликнула Аня, понимая, что ситуация выходит из-под контроля, и подруга, не разобравшись в ее проблеме начинает рубить с плеча.

– Я знаю, что ты всегда была такой, для тебя выход из зоны комфорта смерти подобен и так с тобой всегда! Я через пол города после работы к тебе приехала, чтобы сопли тебе утереть по твоей неудавшейся жизни! С пузом и отеками выбрала тебя, а не диван! А ты продолжаешь думать только о своих неудачах! Своей гордостью и экзистенциализмом задушила себя и других. Я завидовала тебе всю жизнь, думала, как тебе повезло, а ты губишь сама себя, не даешь себе возможности быть счастливой! Что, так сложно было у него прощения попросить, любила бы, на колени встала и умоляла простить! Сама говорила, какой он замечательный!

– Так ты думаешь, я не просила!?

– Я знаю, как ты просила! Отвернулась и буркнула под нос! У тебя всегда так, как о хорошем, так на всю округу, а как ошибки свои признать, так голову в песок! Помнишь, когда мать твоя застала нас, что мы вино на кухне пили, когда думали, что твои родители на работе задержаться? Как ты потом все ловко свалила, что это я тебя напоила!? Твоя мама потом месяц со мной, плохой девочкой не здоровалась даже!

– Ой, ну а что, так и было!

– Знаешь, Аня! Я всегда тебя поддерживала, горой за тебя стояла, но ты избаловалась от всеобщего внимания! Может когда-то я и уговорила тебя отведать вина, но ты должна была разделить этот позор со мной, я тебе его в горло не вливала, ты пошла на это сама. Так же ты ведешь себя и сейчас, повелась на уговоры своего чокнутого профессора, а обвинила в этом весь мир. Быть умной, это не значит уметь совершать сложнейшие генетические экспертизы, это еще уметь иногда признавать свои ошибки. – договорила Таня и вскочила с места в направлении выходной двери. – Давай, до свидания!

– Ну и чеши отсюда, много ли ты в жизни понимаешь! – крикнула в след Анна, не понимая на самом деле, чем заслужила сейчас такое отношение подруги.

Таня просто огорошила ее, она ожидала чего угодно, только не такого непринятия ее идеалов, которые всегда восхищали Татьяну, считающую себя слишком податливой для мужчин. Таня всегда жаловалась на свои гены и на то, что парни не видят ее многогранной личности, а воспринимают только как девушку на ночь или домохозяйку. Для себя Анна могла объяснить поведение подруги не иначе как гормональный сбой или патологическое переедание гремучей смеси из овсяных печений и красной рыбы, которое в скором времени должно было разрешиться кучей извинений и признанием неправоты с ее стороны. Но Таня не перезвонила не через пол часа, не через час, не через день.

Уже больше недели Анин телефон молчал, почтовый ящик наполнялся только кучей бессмысленного спама. Как назло, в это же самое время российское лето как всегда подвело, и тихая солнечная погода сменилась мерзкими утренними туманами и непролазной слякотью. Последний месяц уходящего лета стал таким же неприглядным и угнетающим как на данный момент жизнь девушки. Создавалось впечатление, что одним прекрасным утром, распахнув по шире окно, она выплеснула на улицу всю черноту, творившуюся у нее на душе, и та туманной дымкой окутала родной город, повергая попутно в депрессию и всех проживающих там людей. Ане надоело ездить в институт, который был заветной мечтой еще недавно, ей было некому звонить, не с кем разговаривать, хотелось просто