Книга Новая жизнь, или обычный японский школьник - Виталий Хонихоев

— Я тебя люблю, Хи-тян — говорит она: — но я беспокоюсь о твоем будущем. Как ты будешь со своим парнем общаться?

— Она себе мазохиста найдет — говорю я. Теперь моя очередь ткнуть Хинату за все мои страдания и разочарования: — у нее очень хорошо получится по дому ходить и плеткой размахивать. Вылитая Госпожа Боли. Мне вот уже больно — как я на нее не посмотрю.

— Все я опаздываю! — вскидывается Хината, встает, целует маму в щеку, показывает мне язык и бежит в прихожую. На ходу прищуривается в мою сторону, показывая что ничего не закончено и расплата будет ждать меня вечером.

— Пожалуй и мне тоже пора — говорю я, вставая из-за стола. Утро началось. Как там — хорошее начало — полдела сделано.

В школу я пришел рано, раньше основной массы учащихся, никогда не любил толкотню и очереди. Если ты приходишь в школу тогда, когда и все — за десять-пятнадцать минут до звонка, то ты обречен толкаться локтями с такими же как ты — возле школьных шкафчиков со сменной обувью. Хотя сама процедура смены обуви у такого шкафчика занимает не так много времени, но все равно в этом месте возникали заторы и пробки. Пока откроешь свой шкафчик, вынешь сменную обувь, поставишь на пол. Снимешь свои уличные туфли. Переобуешься. Поставишь обувь в шкафчик. Да еще кто-то здоровается, у кого-то завязывается беседа, кто-то стоит и ждет… в общем одно из самых нелюбимых мест в школе — эти вот шкафчики. Сегодня в моем шкафчике еще и записка. Читать не стал, сразу закинул в портфель, читать записки возле шкафчиков — значит нарываться на повышенное внимание со стороны окружающих. Такие вот записки по школьной традиции как правило означают либо любовь, либо ненависть. Смешно, но в наш век развитых технологий коммуникации, когда можно отправить анонимное СМС или сообщение в социальной сети — школьники продолжают обмениваться записками. Ну и ладно, в классе почитаю. Но до класса я даже дойти не успел — в коридоре был перехвачен старостой. Наоми-тян строго сверкала на меня своими глазами и утащила куда-то в сторону, под лестницу и сказала, что наша встреча для «повышения уровня знаний члена школьного совета, старосты класса, отличницы боевой и политической подготовки, et cetera, et cetera…» состоится в субботу у нее дома. Вечером. Потому что родителей у нее не будет, уехали они на выходные. В субботу у меня были планы, в субботу парень из школы бокса проводил бой с конкурирующей школой, но это было днем. Была у меня мысль задержаться с парнями, так сказать, наладить социальные связи, но видимо придется отложить. В конце концов я Наоми-тян еще за тот раз должен… в моральном смысле. Потому послушно кивнул. Еще Наоми очень строго спросила, что у меня с Томоко-тян и сказала, что если там что-то есть, то это что-то очень дурно повлияет на отношение всего класса и вообще, лучше бы мне держаться от «этой девочки» подальше. Слово «шлюха» не было использовано, что уже радует. В ответ я заметил, что благодарен за беспокойство, но выбирать с кем мне общаться, а с кем нет — все же скорее моя собственная прерогатива, а не предмет озабоченности старосты класса. Мне сказали что я дурак и что она обо мне беспокоится. Чтобы у меня мой «облико морале» был так сказать «ноблесс оближ». Ибо положение обязывает, а ты, Кента-кун, ведешь себя … странно. Народ недоумевает. Народ все еще пытается уложить меня в табели о рангах и очень переживает что не может. В свою старую нишу уже не влезаю, а новой еще не создано. Чего я, кстати, и добивался. Не то, чтобы сознательно, но скорее из ленности и нежелания потакать капризам социума. Не влезаю в ваши представления о социальной структуре класса? Ваши проблемы.

Конечно, я их понимаю. Наш класс ничем не отличался от таких же небольших филиалов ада для подростков, как и во всей стране. Как и во всем мире. Дарвинизм во всей его незамутненной красоте. Первым прообразом класса была обезьянья стая. Так же как и везде — есть альфа-самэц (иногда самка), есть его верные прихлебалы, которые искренне считают себя элитой и верхушкой, эдакие дворяне. Есть отверженные или парии. Это если просто. Если усложнять, то есть и группы по интересам, всякие там «любители хентайной манги» или «девочки с косметикой», но в конечном итоге существует лестница рангов. И в этой лестнице «хентайщики» стоят в самом низу пищевой цепочки, являя собой презренный планктон, а «девочки, которые обожают косметику и постоянно о ней трещать на переменах» — плавают неизмеримо выше, являясь успешными хищниками этого мира. Это только кажется, что этот кружок — безобидные милые девочки, которые мило дружат между собой. На самом деле даже не Дзинтаро-кун с его бульдозерной мордой является тут сияющей вершиной эволюции и высшим хищником нашего бульона жизни. Нет. Дзинта, конечно же акула, с ее маленькими, подслеповатыми глазками, но с потрясающим чутьем на кровь и трепыхание жертвы. И большая белая акула, самая крупная, самая хищная из них, та, из фильма «Челюсти».

Но на самом верху нашей пищевой цепочки — не акула-Дзинта, а эти мило хихикающие в своем кругу девушки. Они — высшие хищники, так называемые ultimate predator, сверххищники, те, кто питаются даже хищниками. Они — косатки, киты-убийцы. Легко разрывающие акул на части. В 1983 году возле мыса Доброй Надежды заметили двух таких косаток. И через некоторое время заметили, что акул в том месте больше нет. Акулы предпочли убраться оттуда, потому что милые черно-белые «малышки» практиковали развлечения с акулами в духе «спорим, я съем твою печень, пока ты еще жива». Они и не ели ничего кроме печени, гурманы. А происходит это потому, что кроме массы, силы и зубов — самым важным инструментом хищника является мозг. А у косатки есть и то и другое. А любой, у кого есть мозг — рано или поздно начинает скучать. Акулы не играют со своими жертвами, их мозг устроен просто и там нет места абстракции. Если они хотят есть — они нападают. Не хотят — не нападают. Все, на что способно акулье мышление — это попробовать что-то на вкус. Все.

Но косатки… они именно развлекаются. Потому что они — умные и в океане нет никого, кто бы мог составить им конкуренцию. Потому они выедают печенку у еще живой акулы и «отпускают» ее. Потому они играют в волейбол тюленями, выбрасывая их из воды со страшной скоростью. Потому они съедают язык у китов… и тоже «отпускают» их. И в нашем классе, в нашем море-океане, ультимативными хищниками являются именно они — «девочки с косметикой». Они — самые красивые (по крайней мере так себя позиционируют), у них достаточно денег на хорошую косметику и смартфоны последней модели. Они формируют так называемую «повестку дня». И я более чем уверен, что фоточка Томоко утекла в чат класса с телефона какой-то из них. Потому что ультимативным хищникам бывает скучно.

И когда Наоми-тян за рукав потянула меня под лестницу — это потому, что она хочет уберечь меня от зубов китов-убийц нашего класса. Она и сама не так уж высоко стоит в этой табели о рангах, она знает свое место и понимает, что так же беспомощна перед ними, как и Томоко. В этой социал-дарвинисткой борьбе каждый сам за себя. И то, что она просит меня не высовываться на самом деле означает что она за меня беспокоится. Она просит меня отойти в сторону и не мешать им доедать Томоко.

Да, прямой конфликт с этой группой сверххищников будет весьма проблематичен и нежелателен. Я бы хотел избежать конфронтации. Это с акулами, вроде Дзинты легко — ему навалял два раза и порядок. Такие как он даже зла потом держать не будут — все же по правилам было. С такими даже подружиться можно будет.