Книга Цветы зла - Шарль Бодлер

Тоску блаженную ты знаешь ли, как я?

Как я, ты слышал ли всегда названье: «Странный»?

Я умирал, в душе влюбленной затая

Огонь желания и ужас несказанный.

Чем меньше сыпалось в пустых часах песка,

Чем уступала грусть послушнее надежде,

Тем тоньше, сладостней была моя тоска;

Я жаждал кинуть мир, родной и близкий прежде.

Тянулся к зрелищу я жадно, как дитя,

Сердясь на занавес, волнуясь и грустя…

Но Правда строгая внезапно обнажилась:

Зарю ужасную я с дрожью увидал,

И понял я, что мертв, но сердце не дивилось.

Был поднят занавес, а я чего-то ждал.

CXXVI

ПУТЕШЕСТВИЕ

Максиму Дюкану[118]

I

Дитя, влюбленное и в карты и в эстампы,

Чей взор вселенную так жадно обнимал, —

О, как наш мир велик при скудном свете лампы,

Как взорам прошлого он бесконечно мал!

Чуть утро — мы в пути; наш мозг сжигает пламя;

В душе злопамятной желаний яд острей,

Мы сочетаем ритм с широкими валами,

Предав безбрежность душ предельности морей.

Те с родиной своей, играя, сводят счеты,

Те в колыбель зыбей, дрожа, вперяют взгляд,

Те тонут взорами, как в небе звездочеты,

В глазах Цирцеи — пьют смертельный аромат.[119]

Чтоб сохранить свой лик, они в экстазе славят

Пространства без конца и пьют лучи небес;

Их тело лед грызет, огни их тело плавят,

Чтоб поцелуев след с их бледных губ исчез.

Но странник истинный без цели и без срока

Идет, чтобы идти, — и легок, будто мяч;

Он не противится всесильной воле Рока

И, говоря «Вперед!», не задает задач.

II

Увы! Мы носимся, вертясь как шар, и каждый

Танцует, как кубарь, но даже в наших снах

Мы полны нового неутолимой жаждой:

Так Демон бьет бичом созвездья в небесах.

Пусть цели нет ни в чем, но мы — всегда у цели;

Проклятый жребий наш — твой жребий, человек, —

Пока еще не все надежды отлетели,

В исканье отдыха лишь ускорять свой бег!

Мы — трехмачтовый бриг, в Икарию[120]плывущий,

Где «Берегись!» звучит на мачте, как призыв,

Где голос слышится, к безумию зовущий:

«О слава, о любовь!», и вдруг — навстречу риф!..

Невольно вскрикнем мы тогда: о, ковы Ада!

Здесь каждый островок, где бродит часовой,

Судьбой обещанный, блаженный Эльдорадо[121],

В риф превращается, чуть свет блеснет дневной.

В железо заковать и высадить на берег

Иль бросить в океан тебя, гуляка наш,

Любителя химер, искателя Америк,

Что горечь пропасти усилил сквозь мираж!

Задрав задорный нос, мечтающий бродяга

Вкруг видит райские, блестящие лучи,

И часто Капуей[122]зовет его отвага

Шалаш, что озарен мерцанием свечи.

III

В глазах у странников, глубоких словно море,

Где и эфир небес, и чистых звезд венцы,

Прочтем мы длинный ряд возвышенных историй;

Раскройте ж памяти алмазные ларцы!

Лишь путешествуя без паруса и пара,

Тюрьмы уныние нам разогнать дано;

Пусть, горизонт обняв, видений ваших чара

Распишет наших душ живое полотно.

Так что ж вы видели?

IV

«Мы видели светила,

Мы волны видели, мы видели пески;

Но вереница бурь в нас сердца не смутила —

Мы изнывали все от скуки и тоски.

Лик солнца славного, цвет волн нежней фиалки

И озлащенные закатом города

Безумной грезою зажгли наш разум жалкий:

В небесных отблесках исчезнуть без следа.

Но чар таинственных в себе не заключали

Ни роскошь городов, ни ширина лугов:

В них тщетно жаждал взор, исполненный печали,

Схватить случайные узоры облаков.

От наслаждения желанье лишь крепчает,

Как полусгнивший ствол, обернутый корой,

Что солнца светлый лик вершиною встречает,

Стремя к его лучам ветвей широких строй.

Ужель ты будешь ввысь расти всегда, ужели

Ты можешь пережить высокий кипарис?..

Тогда в альбом друзей мы набросать успели

Эскизов ряд — они по вкусу всем пришлись!..

Мы зрели идолов, их хоботы кривые,

Их троны пышные, чей блеск — лучи планет,

Дворцы, горящие огнями феерии;

(Банкирам наших стран страшней химеры нет!)

И красочность одежд, пьянящих ясность взоров,

И блеск искусственный накрашенных ногтей,

И змей, ласкающих волшебников-жонглеров».

V

А дальше что?

VI

«Дитя! среди пустых затей

Нам в душу врезалось одно неизгладимо:

То — образ лестницы, где на ступенях всех

Лишь скуки зрелище вовек неустранимо,

Где бесконечна ложь и где бессмертен грех;

Там всюду женщина без отвращенья дрожи,

Рабыня гнусная, любуется собой;

Мужчина осквернил везде развратом ложе,

Как раб рабыни — сток с нечистою водой;

Там те же крики жертв и палачей забавы,