Книга Диету не предлагать - Надежда Мамаева

Сашке я написала, что ей пока лучше пожить у родителей. И едва я почти успокоилась, как судьба подкинула сюрприз: Игорь нарисовался на Сонином пороге. Я выслушала из-за стенки душещипательное признание в любви от бэушного. Аж всплакнула, услышав знакомые фразы, а потом благодарным зрителем вышла из кухни, чтобы поаплодировать. Все же роль раскаявшегося возлюбленного, предлагающего руку и сердце, с каждым разом выходила у него все лучше.

Вот только актер признанием его таланта не проникся. Зато Соня, которая все поняла правильно, не упустила шанса исполнить свою мечту и доложить люлей, которых в первом спарринге не выдала.

Игорь, зажимая нос, покинул нас так стремительно, что скорости старта позавидовал бы и «Союз-Аполлон», выходящий на орбиту.

– И чего ему неймется? – вздохнула я.

– Может, он привык жить, ни в чем себе не отказывая? Потому решил совместить приятное с полезным: постель и выгоду. У тебя – квартира, у меня – отец-бизнесмен. Правда, папа сейчас расширяется, и все деньги у него в обороте, но это уже детали…

Соня рассказала о своих родителях и шебутном брате, недавно подбившем ее купить камеру. Дескать, делать хорошие снимки на айфоне уже не модно. Нужна зеркалка. На что я, дочь фотографа, фыркнула. Качество снимков не столько зависит от камеры, сколько от умелых рук.

Помню, как папе на квартирнике одна гостья заявила, что у него хорошие кадры только потому, что он фотографирует на «Никон». Папа тут же влет ответил, что у дамы прекрасные омлеты, видимо, только потому, что она жарит их исключительно на сковороде «Тефаль», а вот на обычной наверняка получается сущая гадость.

– Много ты понимаешь, – не сдавалась Сонька. – Я, между прочим, за эту камеру пятьдесят тысяч заплатила.

– И как? – ехидно поинтересовалась я. – Помогло?

– Не очень, – вынуждена была признать блондинка. – У меня все то синее, то размытое, то…

– Давай. Неси свою зеркалку сюда, сейчас посмотрим, что там у тебя.

Делать было все равно нечего. И хотя разбиралась я в зеркалках не так, как отец, но все же…

А потом убедилась в верности отцовской фразы про мажоров, которые покупали себе дорогие камеры, не умея нормально пользоваться даже «мыльницей»: фото вышло косо, ракурс съехал вверх, правила – для лохов, физика – для всех.

У Соньки даже баланс белого и резкость не были настроены. А светочувствительность – зашкаливала. Копалась я в тушке «Никона» долго и с упоением, пока меня не прервали. Правда, не деликатным покашливанием, а прямо-таки громогласным чихом и звучным сморканием.

Соня стояла, прижимая одноразовый платок к носу.

– Нфу, фто там? – осведомилась она.

– Ничего непоправимого, – бодро ответила я, вставая. Расставаться с камерой не хотелось, и я поинтересовалась: – Что ты там хотела запечатлеть?

– Себя, – как само собой разумеющееся ответила блондинка.

– Тогда давай лучше я тебе сниму, – предложила я.

– Только сними меня красиво, – подколола Соня.

– Не бойся, я знаю, где на камере кнопка «шедевр», – усмехнулась я в ответ.

Я не обманула: кадры получились действительно хорошими, но, увы, это не уняло зуда в пальцах. Просматривая снимки, подруга вынесла вердикт:

– Слушай, Ника, да у тебя талант!

– Не талант, а гены, которые, как выяснилось, полотенцем не смахнешь, – вздохнула я.

Фотографировать я любила. Всегда. И ненавидела – тоже. Ведь именно эта страсть к снимку, погоня за хорошим кадром фактически и отняли у меня отца. Потому, переехав к бабушке, я дала сама себе обещание, что никогда не стану фотографом.

Зарок был категоричный, как и все подростковые клятвы. И вот сейчас, держа в руках «Никон», я думала: а может, зря? Ведь подсознательно я выбрала именно ту специальность, которая так тесно связана с фотографией: рекламное дело.

Мысли невольно вернулись к Максу, который не стал предавать свою мечту, зарывать талант. И сейчас он – звезда. А я… Я никакая. Обычная.

Журналисты смакуют новость, как ничем не примечательная девица Белоус стала подругой рок-звезды, фанатки негодуют, продюсер – как я поняла из разговора с Максом – запивает корвалол валерианкой, потому что образ фронтмена – волка-одиночки дал трещину.

Весь мир против. Весь мир готов напасть. А я скрываюсь. Неужели так будет всегда?

Я знала ответ: да. Да, до тех пор, пока я бегу, пока я признаю за миром это право – не считаться со мной.

Значит, выходов всего два: закрыться в собственную раковину и жить, оглядываясь. Или стать той, с кем стоит считаться. Вот только как?

– Эй, ты о чем задумалась? – Сонин вопрос выдернул меня из пучины мыслей.

– О том, что я хочу быть с человеком, которого люблю.

– Ну и в чем проблема? – не поняла блондинка.

– Не знаю, что делать с остальными.

– Любовниками? – изогнув бровь, спросила она.

– Журналистами и поклонницами.

– Послать всех на … и ни с кем не ругаться! – влет выдала Соня.

– Пожалуй, так и поступлю, – согласилась я, про себя решив: хватит бегать. – А для начала вернусь домой.

– Ты с ума сошла? Или легкая шизофрения передалась тебе через поцелуи от твоего рокера?

– Я не сошла с ума. Я наконец-то пришла в разум.

Соня меня не стала отговаривать, и на том спасибо. Уже поздним вечером подходя к дому (без светлого парика, но в макияже – след от полусмытой зеленки под тональным кремом не так заметен), я внутренне готовилась к бою с журналистами. Оставалось всего ничего. Квартал, поворот и… мой дом.

Я шла навстречу своей новой жизни, которая, я уже знала точно, не будет легкой. Но и скучной – тоже. И дня начала мне нужно сделать первый шаг – встретиться лицом к лицу со своим недавним страхом, пахнущим смесью духов, сигарет, пота и жажды сенсаций. Выстоять под натиском. Не сбежать от волны репортеров, а рассечь ее.

Звонок телефона вынудил остановиться.

– Привет, – голос Макса заставил меня невольно улыбнуться. – У меня новости…

Он на миг замолчал, и я насторожилась.

– Привет. Какие?

– Разные. На ютубе появилось видео, где тот парень, Клюква, чистосердечно раскаивается.

– В чем?

– В том, что соврал. Утверждает, что влюблен в девушку, фанатку солиста «Похитителей». И чтобы она, наконец, забыла о своем кумире и обратила внимание на него, он и придумал всю эту историю, которая замечательно легла на откуда-то всплывшие снимки, где мы с тобой стоим рядом на крыльце отделения полиции.

Он говорил, а я, кажется, начала догадываться, кто выбил из Клюквы это «чистосердечное признание». Сашка. Где-то по-детски наивно, но она сделала все, что в ее силах. Так неужели я хуже сестры? Отступлю перед какими-то журналистами?