Книга Химеры - Анастасия Воскресенская

Музей занимал первый этаж донжона. Большой полутемный холл внутри немного напоминал прежний зал для пиров, но абрис внутренних галерей изменился — они опустились, стали массивней и обзавелись подпорками. Двойной ряд ветхих знамен, свисавших с балок, шевелил сквозняк. Многие гербы незнакомы, но шиты тем же тусклым золотом и выцветшим шелком, что и герб их сюзерена — нуррановский крылатый корабль. Центр залы огорожен бархатными шнурами — напольная плитка там оказалась разобрана, и в широкой яме глубиной почти в ярд сверкала многоцветная мозаика. Недавно восстановленная, как сказала экскурсовод. Более двух тысячелетий назад это был пол драконидского атриума.

Сняв темные очки, он простоял перед ямой минут десять, дивясь откопанной реставраторами красоте. Он хорошо знал старый замок, но сильно траченные драконидские мозаики встречались только в прачечных и подвалах.

Потом в зале стало шумно, он огляделся и понял, что потерял свою экскурсию, а вместо чинных туристов зал наполнила ярко одетая ребятня.

— Дети, дети, не разбегайтесь! Посмотрите сюда, здесь во времена высоких лордов пировал лорд Нурран и его верные. Смотрите, какой большой камин, во время пира прямо в нем жарили целые бычьи туши… Рико, не надо садиться на трон, да еще с ногами. Нет, лорд Нурран был не толстый, это двухместный трон, для лорда и его леди. В каком году рей Ливьяно занял Южные Уста, кто нам скажет? Крита, ты скажешь? Крита! Вылези из камина, ты же не бычья туша!

Хохот, визг.

Он двинулся было прочь, но его чуть не сбила с ног влетевшая в залу женщина.

— Госпожа Алина! Ах, наконец я вас нашла. Госпожа Алина, я забираю Криту.

— Госпожа Эвита? — Учительница остановилась, окруженная гомонящим выводком. — Что случилось?

— Пока ничего, слава Господу. — Женщина выдернула из толпы смуглую девочку, с бантами, в оборчатом платьице с фартуком и в спущенных гольфах. Девочка повисла у нее на руке и заныла: «Не хочу домо-о-ой!» — Муж с работы позвонил, велел детей забрать на всякий случай. Госпожа Алина, к вам никаких претензий; беспокойно мне, да и муж звонил…

— Не хочу домо-о-о-ой!.. Не хочу! Не хочу-у-у-у-у!

— Я уж перестрахуюсь, с вашего позволения. Пока искала вас, всякого наслушалась. Боюсь, стрелять начнут… Вы бы тоже возвращались, не ровен час…

Госпожа Эвита удалилась, волоча скандалящую дочку. Учительница растерянно оглядела вверенных ей чад. Чада клубились.

— Дети, не разбегайтесь… Слышите? От меня ни на шаг! Взяли друг друга за руки! Встали в пары! Дети, мы сейчас вернемся в школу.

— У-у-у-у! — разочарованно взвыли полтора десятка голосов.

Он отошел вглубь зала к витринам, подсвеченным электричеством. В одной, среди мятых серебряных кубков, стертых монет и ржавых клинков, разломанных, как хлебцы, на множество кусков, лежал на боку шлем. Его словно ударило по глазам. Кованый, неоднократно правленый, потерявший форму, лишенный наносника. Внутри еще оставались зацепы для подвески. Шлем Лусеро Нуррана или Сакрэ Альбы… у него самого был такой.

«Предмет неизвестного назначения. Предположительно, ступка. XII в.»

Он отвел взгляд и прошел мимо витрин к выходу.

Через забор свешивались акации, в перистой их листве терялись спирали колючей проволоки, протянутые вдоль верхней кромки. Крашеные доски могли обмануть кого угодно, но не Ножа — за досками он явственно ощущал железные прутья. Он бы справился с ними, но, конечно, не на виду у всей улицы.

Надо бы дождаться ночи. Ожидание, скорее всего, будет фатальным. Вполне вероятно, что уже поздно и рейны нет в живых. Увы, он не мог определить, жив человек или мертв, взглянув на его фотографию, как некогда умел делать знакомый маг Амаргин. Но Амаргина теперь даже его паскудная фюльгья найти не может. Придется действовать наобум.

Он терпеливо двигался вдоль забора. Забор свернул от улицы вглубь дворов, пересек какой-то переулок, уткнулся в стену. Он дал крюка и обошел дома, потом долго искал вновь свернувший забор. Улица, вдоль которой забор тянулся, была почти без машин, зато навстречу двигались люди, по большей части — молодые парни и девушки. Кто-то ехал на велосипеде. Студенты?

А вот и ворота. За воротами виднелся пустырь с курганами вынутой почвы и несколько дощатых домиков. Ворота пересекал шлагбаум. Сбоку, в маленькой будке, сидел сторож. Студенты выходили именно из этих ворот.

Он показал сторожу пустой бумажный квадратик с печатью Кампо Селесте, отрекомендовался профессором катандеранского Королевского университета и прошел на раскоп. За грядами отвалов, за дальним кирпичным забором вставал купол-луковка бывшей Библиотечной башни и бывшей мескиты. Сам раскоп располагался на месте сада и части внешнего двора. Рабочий день на раскопе закончился; ребята стаскивали носилки, лопаты и тачки под навесы.

Он прошагал по деревянному настилу через отвалы и заглянул в глубокий, как пропасть, котлован. С далекого дна росли лабиринты стен и разноуровневых площадок, соединенных деревянными трапами. Трапы, ведущие на поверхность, выволокли у него на глазах — котлован на ночь сделался недоступен. Теперь в яму можно было только спрыгнуть. Неосторожный зевака, забредший сюда ночью, мог в два счета сломать шею.

Над воротами зажегся фонарь, сразу же за ним, цепочкой, загорелись фонари на улице. В котловане сразу же стало темнее.

Он двинулся по периметру, по дощатому настилу между краем ямы и откосом отвала, внимательно разглядывая лабиринты фундаментов. Вон в стенах драконидских построек виднеются дыры — то ли древняя система обогрева, то ли выход не менее древней канализации.

Золотистую ауру он ощутил раньше, чем самого человека. На дне ямы, около черных отверстий, кто-то был. Этот кто-то подпрыгивал на дне, пытаясь уцепиться за край одной из дыр, но все время срывался.

— Эй! — он присел на краю, — помочь?

Человек замер, задрав голову. Встрепанный студентик, вихры черные, как у грачонка. На лице — смена выражений, от испуга до облегчения.

— Да, — шепотом сказали снизу. — Скиньте мне трап. Только не зовите никого, пожалуйста.

— А что с рукой? — Левое предплечье перевязано грязным лоскутом, из-под тряпок сочится запах крови. Рубашка без рукавов — оба рукава пошли на повязку.

— Поцарапался, ерунда.

Ноздри, помимо воли, раздулись, как у охотящегося волка. Кровью пахло сильнее и сильнее. Он оперся ладонью о край и легко спрыгнул вниз, на глубину семи ярдов; паренек только охнул.

Повязка намокала на глазах.

— Снимай рубашку.

Под набухшей повязкой в мякоти предплечья пряталась сквозная дыра — словно проткнули железным прутом. Пытаясь подтянуться, парень растревожил рану хуже прежнего.

Он без усилия располосовал плотную ткань, свернул тампоном, прижал, затянул.

— На белом острове лежат ключи вострые… — сказал он без улыбки. — Под ключами… э-э-э-э… Надо же, забыл. Ладно, само остановится. От кого ты прячешься?